– Убери свои...
Брут схватил его за правую руку, и она вся – маленькая,
мягкая и белая – исчезла в загорелом кулаке Брута.
– Заткни пасть, сынок. Если понимаешь, что тебе лучше, то
воспользуйся последним шансом, чтобы прочистить уши.
Я повернул Перси, поднял на платформу и толкал до тех пор,
пока он ногами не ударился о сиденье электрического стула и не сел. Его
спокойствие улетучилось вместе с апломбом. Не забывайте, что Перси был очень
молод. И в его возрасте это качество как тонкий слой фанеры, как тень на
поверхности эмалевой краски. Этот слой еще можно проткнуть. И я понял, что
сейчас Перси готов слушать.
– Я хочу, чтобы ты дал слово, – сказал я.
– Какое еще слово? – Он еще пытался усмехаться но в глазах
читался испуг. Электричество в аппаратной не было включено, но у деревянного
сиденья Олд Спарки есть своя сила, и в тот момент я понял, что Перси ее
чувствует.
– Дай нам слово, что если мы поставим тебя распорядителем
завтра ночью, ты тут же перейдешь в Бриар Ридж и оставишь нас в покое. – Брут
говорил с яростью, которой я у него раньше не слышал. – Что ты подашь заявление
о переходе на следующий же день.
– А если нет? Если я просто позвоню кое-кому и скажу, что вы
меня мучали, запугивали и угрожали?
– Мы можем вылететь отсюда, если твои связи так же хороши,
как тебе кажется, – заявил я. – Но уж позаботимся, чтобы и твоей крови на полу
осталось немало, Перси.
– Из-за мыши? Ха! Вы думаете, кого-то волнует, что я
наступил на любимую мышку осужденного убийцы? За пределами этого сумасшедшего
дома, да?
– Нет. Но три человека видели, как ты стоял, засунув палец в
задницу, когда Буйный Билл Уортон пытался задушить Дина Стэнтона своей цепью.
Это людей будет волновать, я тебе, Перси, обещаю. Об этом даже твой
высокопоставленный дядюшка-губернатор за-волнуется.
Щеки и лоб Перси покрылись красными пятнами.
– Вы думаете, они вам поверят? – спросил он, но голос его потерял
злую силу. Он ясно понимал, что кто-нибудь сможет нам поверить. А Перси не
любил попадать в неприятности. Нарушать правила можно. Но вот чтобы тебя
поймали, – этого нельзя.
– А еще у меня есть фотографии шеи Дина, когда синяки еще не
сошли, – добавил Брут. Я не знал, правда это или нет, но звучало убедительно. –
И знаешь, о чем говорят эти снимки? Что Уортон успел хорошо потрудиться, пока
его не оттащили, хотя ты стоял там, да еще с той стороны, где Уортон тебя не
видел. Тебе придется отвечать на довольно трудные вопросы, понял? А такие
случаи накладывают на человека своего рода клеймо. И оно останется надолго
после того, как его родственники оставят государственную службу и будут сидеть
дома, попивая мятный джулеп на веранде. Запись в рабочей карточке может стать
сильной и интересной штукой, ведь в карточку будут заглядывать многие в течение
твоей жизни.
Глаза Перси недоверчиво перебегали с одного на другого.
Левой рукой он пригладил волосы. Он не сказал ничего, но я подумал, что мы его
почти уже сделали.
– Ну давай, и покончим с этим. Ведь ты не желаешь оставаться
здесь дольше, чем мы этого хотим, правда?
– Я ненавижу здесь все! – выкрикнул он. – Я ненавижу, как вы
со мной обращаетесь, как не даете проявить себя!
Последнее было очень далеко от правды, однако я счел
несвоевременным это оспаривать.
– И еще я не люблю, когда меня запугивают, Мой папа учил
меня, что однажды ступив на этот путь, скорее всего кончишь тем, что потом всю
жизнь позволишь людям запугивать тебя. – Его глаза, почти такие же прелестные,
как руки, засверкали. – Особенно не люблю, когда меня запугивают такие
громадные обезьяны, как этот тип. – Он посмотрел на моего старого друга и
фыркнул – «И ты, Брут!» – подходящая кличка.
– Ты должен кое-что понять. Перси, – сказал я. – С нашей
точки зрения, это ты нас запугиваешь. Мы все время подсказываем тебе, как нужно
вести себя здесь, а ты продолжаешь все делать по-своему, когда же все идет не
так, прикрываешься своими связями. Типичный пример – когда ты наступил на мышь
Делакруа, – Врут поймал мой взгляд и я быстро поправился. – Когда ты попытался
наступить на мышь Делакруа. Ты все время угрожаешь, угрожаешь и угрожаешь. И в
конце концов мы поступаем с тобой так же, вот и все. Но, послушай, если ты сделаешь
так, как надо, все получится и ты вый-дешь чистеньким, как молодой человек,
делающий карь-еру, и благоухающим, как роза. Ну, что скажешь на это? Поступай,
как взрослый. Перси. Пообещай, что уйдешь после казни Дэла.
Он обдумал наше предложение. Через пару секунд в его глазах
появилось выражение, какое бывает у людей, когда в голову приходит хорошая
мысль. Мне это не очень понравилось, потому что любая идея, хорошая для Перси,
совсем не обязательно хороша для нас.
– К тому же, – добавил Брут, – подумай, как здорово будет
избавиться от этого мешка с дерьмом – Уортона.
Перси кивнул, и я позволил ему встать со стула. Он одернул
форменную рубашку, заправил ее сзади, причесал волосы расческой. Потом поглядел
на нас.
– Ладно, я согласен. Я распоряжаюсь завтра ночью на казни
Дэла, а на следующий день подаю прошение о переводе в Бриар Ридж. И мы квиты.
Идет?
– Идет, – согласился я. В его глазах все еще сохранялось
прежнее выражение, но в тот момент я уже расслабился и не придал ему значения.
Он протянул руку:
– Ну что, по рукам?
Я пожал ему руку. Брут тоже.
И опять мы остались в дураках,
Глава 4
Следующий день был самым жарким, хотя именно в тот день и
закончилась эта странная октябрьская жара. Когда я приехал на работу, на западе
собиралась гроза и темные тучи понемногу закрывали небо. Они спустились к
вечеру, и из них стали выбиваться голубовато-белые зигзаги молний. В десять
часов вечера над графством Трапенгус прошел ураган – погибли четыре человека,
сорвало крышу с платной конюшни, а над Холодной Горой бушевали жестокие грозы и
дули сильные порывистые ветры. Позже мне стало казаться, что сами небеса
протестовали против ужасной смерти Эдуара Делакруа.
Сначала все шло нормально. Дэл провел спокойный день в своей
камере, иногда играя с Мистером Джинглзом, но чаще просто лежа на койке и
лаская его. Уортон пару раз пытался затеять скандал: то он орал Дэлу что-то про
мышьбургеры, которые будут готовить после того, как старина Пьер станцует
тустеп в ад, но маленький французик не отвечал, и Уортон, полагавший, что это
его самая остроумная шутка, сдался.
В четверть одиннадцатого пришел брат Шустер и привел нас в
восторг сообщением, что собирается читать Дэлу молитву «Отче наш» на
французском. Это было похоже на хорошее предзнаменование. Но мы, конечно же,
ошибались.
