В какой-то момент я вспомнил о враче и поискал его. Он был
на месте, но лежал, скрючившись, на полу около своего черного чемоданчика. Он
был в обмороке.
Ко мне подошел Брут и стал рядом, держа наготове
огнетушитель.
– Не сейчас, – сказал я.
– Я знаю.
Мы поискали глазами Перси и увидели, что он стоит прямо за
спиной Спарки, застывший, с вытаращенными глазами, прикусив фалангу пальца.
Потом наконец Делакруа откинулся и обмяк на стуле, его
голова с опухшим бесформенным лицом упала на плечо. Он все еще дергался, но так
бывало и раньше, это просто ток еще шел через него. Шлем сполз набок, но, когда
мы снимали его, почти вся кожа с головы и оставшиеся волосы снялись вместе с
ним, прочно приклеившись к металлу.
– Отключай! – крикнул я Джеку через тридцать секунд, когда
ничего, кроме электрических разрядов, не исходило от дымящегося куска угля в
форме человека, лежащего на электрическом стуле. Гул немедленно прекратился, и
я кивнул Бруту.
Он повернулся и сунул огнетушитель в руки Перси с такой
силой, что тот отшатнулся назад и чуть не упал с платформы,
– Давай, шевелись, – произнес Брут. – В конце концов, ты
распоряжаешься, так?
Перси посмотрел на него взглядом одновременно больным и
убийственным, потом направил огнетушитель, накачал его, нажал кнопку и выпустил
облако белой пены в человека на стуле. Я увидел, что ступня Дэла дернулась,
когда пена попала на лицо, и подумал:
«Боже, нет, неужели придется включать еще раз?» – но больше
движений не последовало.
Андерсон повернулся и раскланивался перед перепуганными
свидетелями, объясняя, что все нормально, все под контролем, просто бросок
электричества из-за грозы, не надо беспокоиться. Да, он еще объяснил бы им, что
запах вокруг – дьявольская смесь из жженых волос, жареного мяса и
свежеиспеченного дерьма – это «Шанель» номер пять.
– Возьми у доктора стетоскоп, – сказал я Дину, когда
огнетушитель иссяк. Теперь Делакруа был весь в белой пене, и к самому
отвратительному из запахов добавился тонкий химический аромат,
– Доктор... мне нужно...
– Не обращай внимания на него, просто возьми стетоскоп, –
проговорил я. – Давай с этим покончим... и убери его отсюда.
Дин кивнул. «Покончить» и «отсюда» – эти два понятия ему
нравились. Они нравились нам обоим. Он подошел к чемоданчику доктора и стал в нем
рыться Доктор начал опять шевелиться, так что по крайней мере его не хватил ни
инфаркт, ни инсульт. И хорошо. Но Брут смотрел на Перси далеко не хорошо.
– Иди в тоннель и жди у тележки, – приказал я. Перси
сглотнул.
– Пол, слушай, я не знал...
– Заткнись. Иди в тоннель и жди у тележки. Выполняй.
Он опять сглотнул, скривился, как от боли, а потом пошел к
двери, ведущей на лестницу и в тоннель. Он нес пустой огнетушитель в руках,
словно ребенка. Дин прошел мимо него, направляясь ко мне со стетоскопом. Я
расправил шланги и вставил в уши. Я делал подобное и раньше, в армии, а это,
как езда на велосипеде, не забывается.
Я смахнул пену с груди Делакруа, а потом пришлось подавить
приступ рвоты, потому что большой горячий кусок его кожи просто сполз с плоти
ниже, так, как кожа слезает с... ну, вы понимаете. Жареный индюк.
– О Боже. – Голос, которого я не узнал, почти прорыдал за
моей спиной. – Это всегда так? Почему мне не сказали, я бы в жизни сюда не
пришел!
«Слишком поздно, дружок», – подумал я.
– Уберите этого человека отсюда, – бросил я Дину и Бруту, да
и всем, кто слышал. Я сказал это для того, чтобы убедиться, что могу говорить,
не боясь, что меня вырвет прямо на дымящиеся колени Делакруа. – Отведите всех к
дверям.
Я успокоил себя, как мог, потом приставил диск стетоскопа к
красно-черной полоске свежей плоти, которую расчистил на груди Делакруа. Я
слушал и молился, чтобы не услышать ничего, – так оно и произошло.
– Он мертв, – сказал я Бруту.
– Слава Богу.
– Да, Слава Богу. Вы с Дином, принесите носилки. Давайте
по-быстрому отстегнем его и унесем отсюда.
Глава 5
Мы благополучно спустили его тело по двенадцати ступенькам и
положили на тележку. Я до ужаса боялся, что его жареная плоть может просто
отделиться от костей, когда мы будем его перегружать, но, конечно, ничего
такого не случилось.
Кэртис Андерсон наверху успокаивал зрителей, пытался по
крайней мере, и для Брута это было хорошо, потому что Андерсон не видел, как
Брут шагнул к передку тележки и занес руку, чтобы ударить Перси, с
остолбеневшим видом стоящего рядом. Я перехватил его руку, к лучшему для обоих.
Для Перси хорошо тем, что Брут собирался ударить так, что голова точно отлетела
бы, а для Брута – тем, что, если бы удар достиг цели, он потерял бы работу, а
может, даже кончил свои дни в тюрьме.
– Не надо, – сказал я.
– Что значит «не надо»? – со злостью спросил он. – Как ты
можешь так говорить? Ты ведь видел, что он сделал! Что ты мне говоришь? Что ты
опять позволишь его связям спасти его? После всего, что он натворил?
– Да.
Брут уставился на меня, приоткрыв рот, в его сердитых глазах
выступили слезы.
– Послушай меня, Брут. Ну, врежешь ты ему, и скорее всего
нас уволят. Тебя, меня, Дина, Харри, может, даже Джека Ван Хэя. Всех остальных
понизят на ранг или два, начиная с Билла Доджа, а тюремная комиссия наймет трех
или четырех безработных с улицы, чтобы заполнить места. – Может, ты сможешь это
пережить, но... – Я указал большим пальцем на Дина, всматривающегося в сырой
тоннель с кирпичными стенами. Очки свои он держал в руке, и вид у него был
почти такой же потрясенный, как у Перси. – А как же Дин? У него двое детей,
один ходит в школу, а второй только собирается.
– Ну, и к чему ты клонишь? Что мы опять его отпустим?
– Я не знал, что губка должна быть влажной, – проговорил
Перси слабым, механическим голосом. Эту версию он отрепетировал, конечно,
заранее, когда ожидал, что получится неприятная шутка, а вовсе не катаклизм,
который мы наблюдали. – Она никогда не была мокрой на репетициях.
– Ах ты, дрянь, – начал Брут и снова рванулся к Перси. Я
опять схватил его и оттащил назад. На лестнице послышались шаги. Я посмотрел, с
ужасом ожидая Кэртиса Андерсона, но это оказался Харри Тервиллиджер. Его щеки
были бледны, как бумага, а губы посинели, словно он ел черничный пирог.
Я снова переключился на Брута.
