– Да, именно так, – благодарно произнес он. – Но слышать эти
грязные ругательства, произносимые ее чудесным голосом... извини меня. Пол. –
Его голос ушел, и я услышал, как Мурс громко прокашливается. Потом голос стал
чуть тверже, но все равно оставался расстроенный. – Она хочет, чтобы пришел
пастор Дональдсон, и я знаю, что он ее успокаивает, но как можно просить его?
Представляешь, он сидит и читает с ней Писание, и вдруг она обзывает его
неприлично?
А она может, она и меня назвала прошлой ночью. Сказала: «Дай
мне, пожалуйста, вот тот журнал „Либерти“, ублюдок». Пол, где она могла слышать
такие речи? Откуда ей известны такие слова?
– Не знаю, Хэл, ты будешь дома сегодня вечером? Когда он был
здоров, контролировал себя и не был в тревоге или в горе, Хэл Мурс отличался
особым сарказмом, по-моему, его подчиненные побаивались его острого язычка
больше, чем гнева или подозрения. Его язвительные замечания, обычно
раздраженные или даже резкие, жгли, как осы. И вот немного такого сарказма
пролилось на меня. Хотя это было неожиданно, я был рад услышать его колкость.
Значит, не вся жизнь ушла из него, в конце концов.
– Нет, – сказал он. – Мы с Мелиндой выезжаем на танцы. Будем
танцевать «до-со-до», потом немецкую полечку, а потом скажем скрипачу, что он –
долбаный сукин сын.
Я прижал ладонь ко рту, чтобы не рассмеяться. Слава Богу,
приступ смеха очень быстро прошел.
– Извини, – сказал он. – Я последнее время мало сплю. От
этого становлюсь брюзгой. Конечно, мы будем дома. А почему ты спросил?
– Я думаю, это не важно.
– Ты ведь не собирался заезжать, да? Потому что, если ты
дежурил вчера, то идешь в ночную и сегодня. Или ты поменялся сменами с
кем-нибудь?
– Нет, я не менялся, – ответил я. – Я дежурю сегодня.
– Во всяком случае сегодня не стоит заезжать. Она сейчас не
в том состоянии.
– Скорее всего я и не заеду. Спасибо за новости.
– Не за что. Помолись за Мелинду, Пол. Я пообещал, думая что
смогу сделать кое-что, кроме молитвы. «Бог помогает тем, кто помогает себе
сам», – так говорили в Церкви молитвы «Отче наш, сущий на Небесах». Я повесил
трубку и взглянул на Дженис.
– Как там Мелли?
– Не очень. – Я рассказал ей то, что сообщил мне Хэл,
включая эпизод с руганью, но опустил слова «ублюдок» и «долбаный сукин сын». Я
закончил словом Хэла «угасает», и Джен печально кивнула. Потом посмотрела на
меня более пристально.
– О чем ты думаешь? Скорее всего о чем-то нехорошем. Это
написано у тебя на лице.
Солгать было нельзя, мы никогда не лгали друг другу. Я
просто сказал, что ей лучше не знать о моих мыслях, по крайней мере пока.
– А у тебя... из-за этого могут быть неприятно-сти? – Ее
голос звучал не тревожно, а скорее заинтересованно, это мне в ней всегда
нравилось.
– Может быть, – проговорил я.
– А это хорошее дело?
– Может быть, – повторил я. Я все еще стоял и бездумно
крутил пальцем телефонный диск, удерживая другой рукой рычаги.
– Ты хочешь, чтобы я ушла, пока ты будешь звонить? –
спросила она. – Буду умненькой и выметусь? Вымою тарелки? Свяжу носочки?
Я кивнул.
– Я бы выразился не совсем так, но...
– У нас будут гости к обеду, Пол?
– Надеюсь, да, – сказал я.
Глава 9
Я сразу же поговорил с Брутом и Дином по телефону. У Харри
не было телефона, но я знал номер его ближайших соседей. Харри взял трубку
через двадцать минут, очень смущаясь и обещая «заплатить свою долю», когда
придет следующий счет. Я сказал ему, что сосчитаем цыплят по осени, а сейчас не
мог бы он приехать ко мне на обед? Будут Брут и Дин, а Дженис обещала
приготовить свою знаменитую капусту... не говоря уже о еще более знаменитом
яблочном пироге.
– Обед просто ради обеда? – Голос Харри звучал несколько скептически.
Я сказал, что хотел бы кое о чем поговорить с ними, но этого
лучше не касаться даже вскользь по телефону. Харри согласился прийти. Я опустил
трубку на рычаг и подошел к окну. Хотя мы отработали ночную смену, я не
разбудил ни Брута, ни Дина, да и Харри не походил на только что вернувшегося из
страны снов. Наверное, не только я переживал случившееся вчера, а учитывая
сумасбродность моей идеи, это было даже неплохо.
Брут, живший неподалеку, приехал в четверть двенадцатого.
Дин появился через пятнадцать минут, а Харри, уже в рабочей одежде, через
пятнадцать минут после Дина. Дженис подала нам на кухне бутерброды с холодной
говядиной, салат из капусты и чай со льдом. Еще пару дней назад мы могли бы
обедать на веранде и наслаждаться ветерком, но после грозы температура
понизилась градусов на двадцать, и теперь с гор дул холодный, пронизывающий
ветер.
– Присаживайся с нами, – сказал я жене. Она покачала
головой.
– Мне не очень хочется знать, что вы тут затеваете, я буду
меньше волноваться, если останусь в неведении. Перекушу в гостиной. На этой
неделе у меня гостит Джейн Остин, а она очень хорошая компания.
– А кто это, Джейн Остин? – спросил Харри, когда она вышла.
– Кто-то из твоих родственниц, Пол, или по линии Дженис? Кузина? Хорошенькая?
– Это писательница, дурак, – объяснил ему Брут. – Умерла
примерно в то время, когда Бетси Росс пришивала звезды на первый флаг.
– Ого! – Харри смутился. – Я не любитель читать. В основном
читаю инструкции к радиоприемникам.
– Что ты задумал. Пол? – спросил Дин.
– Начнем с Джона Коффи и Мистера Джинглза. – Как я и ожидал,
лица их стали удивленными, они думали, что я хотел поговорить о Делакруа или
Перси. Может, про обоих. Я посмотрел на Дина и Харри. – То, что с Мистером
Джинглзом сделал Коффи, произошло очень быстро. Я даже не знаю, успели ли вы
увидеть, насколько сильно пострадал мышонок.
Дин покачал головой.
– Но я видел кровь на полу.
Я повернулся к Бруту.
– Этот сукин сын Перси раздавил его, – сказал он просто. –
Мышонок должен был умереть, но не умер. Коффи с ним что-то сделал. Каким-то
образом вылечил. Я понимаю, как это звучит, но я видел своими глазами.
Тогда я добавил:
– Он вылечил и меня тоже. Но я это не просто видел, я это
почувствовал. – И рассказал им о своей «мочевой» инфекции: как она обострилась,
как мне было плохо (через окно я показал поленницу, за которую мне пришлось
держаться, когда боль свалила меня на колени), и как все прошло после того, как
Коффи прикоснулся ко мне. И больше уже не возвращалось.
