Она стала громко-громко кричать и звать Клауса, и тот
опрометью кинулся к ней, разлив на сапоги полведра молока. То, что он увидел на
веранде, могло подкосить любого, даже самого крепкого из родителей. Одеяла, в
которые кутались девочки, когда ночи становились холоднее, были скомканы и
сбиты в угол. Сорванная с верхней петли дверь-сетка криво болталась в проеме. И
на стенках веранды, и на ступеньках под сорванной дверью – везде были брызги
крови.
Марджори умоляла мужа не идти на поиски девочек в одиночку и
не брать с собой сына, если муж считает, что должен идти, но она зря сотрясала
воздух. Он взял винтовку, которую держал на верхней полке в кладовке – подальше
от детских рук, и дал Хови винтовку двадцать второго калибра, которую
приберегали ко дню его рождения в июле. И они ушли, не обращая ни малейшего
внимания на рыдающую, кричащую женщину, которая хотела знать, что они будут
делать, если встретят банду бродяг или толпу плохих негров, сбежавших с
графской фермы в Ладуке. Но я думаю, мужчины правильно поступили. Кровь уже
загустела, но еще оставалась липкой и скорее ярко-красного, а не бурого цвета,
как бывает после высыхания. Девочек похитили не очень давно. Клаус понял: еще
есть шанс, что они живы, и хотел им воспользоваться.
Ни отец, ни сын не были следопытами или охотниками, они не
относились к числу тех, кто выслеживает в сезон енота или оленя не ради забавы,
а потому что так нужно. А двор вокруг дома был вытоптан, и следы пересекались
под немыслимыми углами. Они обошли сарай и почти сразу поняли, почему Баузер,
не мастер кусаться, но мастер полаять, не поднял тревогу. Он лежал, высунувшись
из будки, сбитой из остатков досок (над полукруглым входом прибита дощечка с
аккуратной надписью «Баузер» – я видел фотографию в одной из газет), и голова
его была почти полностью вывернута назад. "Нужна недюжинная сила, чтобы
проделать это с таким крупным животным, – сказал позже обвинитель Джона Коффи
присяжным и бросил долгий многозначительный взгляд на неуклюжего человека,
сидящего на скамье подсудимых, опустив глаза, в новом казенном комбинезоне,
похожем на само проклятие. Рядом с собакой Клаус и Хови нашли кусочек жареной
колбасы. По версии, и довольно правдоподобной, не сомневаюсь, Коффи сначала
подманил пса колбасой, а потом, когда Баузер уже доедал последний кусочек,
протянул руки и свернул ему шею одним мощным движением. За сараем находилось
северное пастбище Деттерика, где в тот день коровы не паслись. Трава была
покрыта росой и на ней отчетливо выделялась дорожка следов, уходящая по
диагонали к северо-западу.
Даже в состоянии, близком к истерике, Клаус Деттерик
засомневался, идти ли следом. Он не испытывал страха перед теми, кто похитил
его дочерей, он боялся, что, преследуя похитителя по его следам, может пойти в
обратном направлении и потерять время, когда дорога каждая секунда.
Хови разрешил его сомнения, сняв с куста, сразу за
территорией двора, клочок желтой материи. Клаусу показали этот клочок, когда он
сидел за столом свидетелей, и он, заплакав, сказал, что узнал в нем клочок
пижамных шортиков своей дочери Кейт. Шагов через двадцать они сняли с ветки
можжевельника кусочек бледно-зеленой ткани, такой же, как ночная рубашка Коры,
в которой она целовала маму и папу перед сном.
Отец и сын Деттерики пустились почти бегом с винтовками
наперевес, как солдаты в атаке под сильным огнем. Что меня удивляет из всего
случившегося в тот день, так это то, что мальчик, отчаянно бегущий за отцом (а
он ведь мог совсем отстать и потеряться), не упал и не пустил пулю в спину
Клауса Деттерика.
Ферма была подключена к телефонной станции, и это еще раз
говорит о том, что Деттерики, хотя и скромно, но были вполне обеспечены в те
ужасные времена. Марджори через коммутатор обзвонила всех соседей, имевших
телефоны, и рассказала о несчастье, обрушившемся на них, как гром среди ясного
неба, зная, что от каждого звонка пойдут слухи, как круги по воде от брошенных
плоских камешков. Потом она сняла трубку в последний раз и произнесла слова,
бывшие почти паролем во вре-мена первых телефонных систем, по крайней мере в
сель-ских областях Юга: «Алло, станция, вы меня слышите?»
Станция слышала, но в первые минуты не могла вымолвить ни
слова: почтенная женщина на коммутаторе сгорала от любопытства. Наконец она
смогла выдавить:
– Да, мадам, миссис Деттерик, я уверена, Боже милостивый, я
молю Бога сейчас о том, чтобы ваши маленькие дочки были живы и здоровы...
– Спасибо, – сказала Марджори. – Только, пожалуй-ста, пусть
Бог подождет, пока вы меня соедините с офисом главного шерифа в Тефтоне, ладно?
Главный шериф графства Трапингус был немолодым, с красным
носом пропойцы человеком, с огромным, как корыто, животом и такими волосами,
что голова напо-минала ершик для мойки бутылок. Я хорошо его знал, он много раз
приходил в Холодную Гору, чтобы посмот-реть, как «его мальчики», (так он
называл их) отправ-ляются в мир иной. Свидетели исполнения смертного приговора
обычно сидят на раскладных стульях, вы и сами, наверное, пару раз сидели на
таких во время похорон, церковных причастий или в фермерских клубах (мы тоже
брали их в клубе No 44 «Таинственный узел»), и каждый раз, когда шериф Хомер
Крибус садился на стул, я ожи-дал услышать сухой треск, означающий падение. Я
бо-ялся этого дня и в то же время надеялся на него. Но этого так и не
произошло. Вскоре – где-то через год после похищения девочек Деттерика – с ним
случился сердечный приступ прямо в офисе, вероятно когда он раз-влекался с
семнадцатилетней негритянкой по имени Дафна Шэртлефф. Об этом много говорили.
Хотя он гулял направо и налево, имея жену и шестерых сыновей, во время выборов
Хомер Крибус был непобедим. Такие были времена. Предвыборные лозунги гласили:
«Будь баптистом или убирайся», но людям нравятся лицемеры, это правда, они
узнают в них самих себя, ведь так приятно, когда со спущенными штанами и в полной
боевой готовности застанут кого-то, а не тебя.
Шериф был не только лицемер, но еще и некомпетентным, из
тех, кто любит фотографироваться, со спасенной кошечкой какой-нибудь леди на
руках, хотя герой совсем не он, а помощник Роб Макджи, например, который
действительно, рискуя сломать себе шею, залез на дерево и снял оттуда любимую
кошечку.
Макджи слушал невнятный рассказ Марджори Детте-рик минуты
две, потом перебил ее несколькими вопро-сами, быстрыми и краткими, как точные
короткие удары опытного боксера в лицо, столь короткие и сильные, что кровь
выступает раньше, чем успеваешь почувствовать боль. Получив ответы, он сказал:
«Я позвоню Бобу Марчанту. У него есть собаки. А вы, миссис Деттерик, сидите
дома. И если ваши муж и мальчик вернутся, то пусть тоже сидят дома. Попытаются
хотя бы».
А ее муж и сын тем временем прошли по следу похитителя уже
три мили к северо-западу, но когда после открытого поля начался хвойный лес,
они его потеряли. Они были фермеры, а не охотники, как я говорил, и к этому
моменту уже знали, что преследуют зверя. По дороге они нашли желтую пижамную
кофточку Кейти и еще кусок от ночной рубашки Коры. Обе вещи были пропитаны
кровью, и теперь уже и Клаус, и Хови не торопились так, как вначале. Какая-то
холодная определенность остудила их тлеющие надежды, словно холодная вода,
которая опускается ко дну, потому что тяжелее.
