Харри опять постучал по часам, на этот раз более настойчиво.
– Брут, – окликнул я. – Ты готов?
– Привет, Брутус, – сказала Мелинда бодрым голо-сом, словно
впервые заметив его. – Рада тебя видеть. А вы, джентльмены, не хотите чая? А
ты, Хэл? Я могу приготовить. – Она опять встала. – Я была больна, но сейчас мне
хорошо. Лучше, чем когда-либо.
– Спасибо, миссис Мурс, но нам надо идти, – ответил Брут. –
Джону пора спать. – Он улыбнулся, показывая, что это шутка, но взгляд,
брошенный на Джона, был полон тревоги, которую чувствовал и я.
– Да... если вы так считаете...
– Да, мэм. Пойдем, Джон Коффи. – Он потянул Джона за руку, и
тот пошел с ним.
– Подождите! – Мелинда освободилась от рук Хэла и легко, как
девочка, подбежала к Джону. Она опять обняла его. Потом сняла с шеи цепочку
тонкой работы. На конце ее был серебряный медальон. Она протянула его Джону, а
тот смотрел на него непонимающе.
– Это Святой Кристофер, – пояснила она. – Возьмите его,
мистер Коффи, и носите. Он будет оберегать вас. Пожалуйста, носи его. Для меня.
Джон оглянулся на меня с беспокойством, а я посмотрел на
Хэла, который сначала развел руками, а потом кивнул.
– Возьми его, Джон, – разрешил я. – Это подарок.
Джон взял, расправил цепочку вокруг своей мощной шеи и
заправил медальон со Святым Кристофером за ворот рубашки. Он уже совсем
перестал кашлять, но, по-моему, выглядел еще более серым и больным.
– Спасибо, мэм, – сказал он.
– Нет, – ответила она. – Тебе спасибо. Спасибо тебе, Джон
Коффи.
Глава 9
На обратном пути я ехал с Харри в кабине и был ужасно этому
рад. Отопитель оказался сломан, но мы сидели в закрытой кабине. Мы проехали
почти полпути, Харри нашел небольшую развилку и направил грузовик туда.
– Что случилось? – спросил я. – Что-то с подшипником?
Для меня проблема могла возникнуть только из-за каких-то
неисправностей в двигателе «фармолла» или трансмиссии, если что-то стучало или
звучало так, словно вот-вот сломается.
– Ничего, – ответил Харри извиняющимся тоном. Мне просто
нужно выйти по нужде, а то поплыву, вот и все.
Оказалось, что это нужно всем, кроме Джона. Когда Брут
спросил его, не хочет ли он спуститься и помочь нам полить кустики, тот только
покачал головой, не поднимая глаз. Он сидел, прислонившись спиной к кабине,
натянув одно из армейских одеял на плечи, как серапе. Я не смог понять
выражения его лица, но слышал, как он дышит, – сухо и резко, словно ветер,
дующий сквозь соломинку. Мне это не понравилось.
Я зашел в заросли ивняка, расстегнулся и стал мочиться. Я
еще помнил о своей «мочевой» инфекции, тело еще не забыло, и мне было приятно,
что я могу просто мочиться и не кричать при этом от боли. Я делал свое дело,
глядя на луну и не замечая стоящего рядом Брута, пока он не сказал тихо:
– Он никогда не сядет на Олд Спарки. Я с удивлением
посмотрел на него, испугавшись слегка его интонации.
– О чем ты?
– Я о том, что он почему-то проглотил это, вместо того,
чтобы выплюнуть, как раньше. Может, Джон протянет неделю – он ведь такой
большой и сильный, – но я уверен, что все произойдет быстрее. Кто-нибудь их нас
пойдет проверять, и увидит, что он лежит на своей койке мертвый.
Я думал, что закончил, но тут вдруг поежился, и моча
полилась опять. Застегивая брюки, я подумал, что в словах Брута есть смысл. И
надеялся, в общем-то, что он окажется прав. Джон Коффи не заслужил смерти
вообще, если я прав в своих рассуждениях о дочерях Деттерик, но если он
все-таки умрет, то пусть уж лучше не от моей руки. Я не был уверен, что смогу
поднять руку и сделать это, когда потребуется.
– Пошли, – произнес Харри из темноты. – А то уже поздно.
Давайте закончим это дело.
Когда мы шли назад к грузовику, до меня вдруг дошло, что мы
оставили Джона совсем одного, – глупость на уровне Перси Уэтмора. Я подумал,
что он мог уйти, мог выплюнуть мошек как только увидел, что его не охраняют, а
потом просто рвануть на волю, как Гек и Джим по реке. И останется нам только
одеяло, в которое он заворачивался.
Но Коффи сидел, все так же прислонившись к кабине и положив
руки на колени. Он поднял лицо на звук наших шагов и попытался улыбнуться.
Улыбка на секунду осветила его изможденное лицо, а потом погасла.
– Как ты себя чувствуешь, Джон-Великан? – спросил Брут,
забираясь назад в кузов и снова закутываясь в одеяло.
– Нормально, босс, – произнес Джон бесцветно. – Все
нормально.
Брут похлопал его по колену.
– Мы скоро вернемся. А когда все уладим – понимаешь? – я
прослежу, чтобы тебе дали большую чашку горячего кофе. С сахаром и сливками.
Да уж точно, подумал я, обходя грузовик и забираясь в
кабину. Если только нас самих сначала не арестуют и не бросят за решетку.
Но я жил с этой мыслью с той самой минуты, как мы затащили
Перси в смирительную комнату, и она меня уже не беспокоила настолько, чтобы я
не мог заснуть. Я задремал, и мне приснился сон о Голгофе. Гроза на западе и
запах, напоминающий запах можжевеловых ягод. Брут, Харри, Дин и я стояли вокруг
в форме и жестяных шлемах, как в кинокартине Сесиля Б. де Милля. Думаю, мы были
центурионами. Я увидел три креста: слева и справа Перси Уэтмор и Эдуар
Делакруа, в центре Джон Коффи. Я посмотрел на свою руку и увидел в ней
окровавленный молоток.
«Нам надо его снять оттуда, Пол! – кричал Брут. – Надо
спустить его вниз!»
Но мы не могли, потому что не было лестницы. Я начал
объяснять это Бруту, а потом проснулся от сильного рывка грузовика. Мы
возвращались к тому месту, где Харри прятал грузовик раньше, в тот день,
который сейчас казался началом эры.
Мы вдвоем вышли и подошли к кузову. Брут легко спрыгнул на
землю, а Джон Коффи зацепился коленями и чуть не упал. Мы все втроем ловили
его, и едва он твердо встал на ноги, как приступы кашля опять начали сотрясать
его, на этот раз еще сильнее, чем раньше. Он согнулся пополам, прижимая ко рту
ладони, чтобы приглушить звуки.
Когда кашель поубавился, мы снова забросали капот сосновыми
ветками и пошли той же дорогой обратно. Самой худшей частью этого почти
ирреального отпуска для меня были последние двести метров, когда мы спешили
назад к югу вдоль развилки шоссе. Я уже видел (или мне так казалось) первые
слабые проблески светлого неба на востоке и чувствовал, что какой-нибудь
фермер, вышедший в такую рань собрать свои тыквы или вскопать последние грядки,
обязательно попадется навстречу. И даже если этого не произойдет, мы услышим
чей-то голос (в моем воображении – Кэртиса Андерсона): «Стой, не шевелись!»,
когда я буду открывать ключом «Аладдин» калитку в сетчатой ограде вокруг входа
в тоннель. Потом два десятка охранников с карабинами выйдут из леса, и наше
маленькое приключение закончится.
