Он запрыгнул мне на ладонь. Я поднял его, а он вытянул
голову и принюхивался к моему дыханию, прижав уши и закатив глазки. Я протянул
ладонь Элен, которая глядела на мышь удивленными глазами, полуоткрыв рот.
– Не может быть, – сказала она и посмотрела на меня. – О
Пол, этого не может... не может быть!
– Смотри, а потом скажешь.
Из пакета на столе я достал катушку, которую рас-красил сам,
но не восковыми карандашами, а маркерами, о которых в 1932-м даже и не
слыхивали. Но результат оказался тем же. Катушка была такой же яркой, как и у
Дэла, может быть даже ярче. «Медам и месье! – по-думал я. – Добро пожаловать в
мышиный цирк!»
Я снова присел на корточки, и Мистер Джинглз сбежал с моей
ладони. Он был стар, но азартен, как и раньше. Как только я достал катушку из
пакета, он не сводил с нее глаз. Я покатил ее по неровному выщербленному полу
сарая, и он тут же погнался за ней. Конечно, скорость уже не та, и на хромоту
было больно смотреть, но почему он должен бегать быстро и не хромать? Как я
сказал, он был очень стар, просто Мафусаил среди мышей. Как минимум лет
шестидесяти четырех.
Мистер Джинглз догнал катушку, которая ударилась в дальнюю
стенку и покатилась обратно. Он обежал ее вокруг и лег на бок. Элен рванулась
вперед, но я удержал ее. Через секунду Мистер Джинглз снова оказался на ногах.
Очень медленно он покатил носом катушку обратно ко мне. Когда я впервые нашел
его, он лежал на ступеньках, ведущих в кухню, так, словно преодолел большое
расстояние и очень устал, – тогда он еще мог катить катушку лапками, как много-много
лет назад на Зеленой Миле. Теперь это уже выше его сил, задняя часть туловища
плохо подчиняется ему. Но нос по-прежнему в силе. Когда он дошел до меня, я
взял его, как перышко, в одну руку, а катушку – в другую. Его глаза-бусинки не
отрывались от катушки.
– Не надо больше, Пол, – сказала Элен срываю-щимся голосом.
– Я не могу на это смотреть.
Я понял, что она чувствует, хотя она была не права. Мистеру
Джинглзу нравилось гоняться и приносить катушку, и через столько лет, ему это
нравилось не меньше. Всем бы нам иметь такое постоянство пристрастий.
– Там в пакете еще мятные конфеты. «Канада Минтс». По-моему,
он все еще любит их, он все время их обнюхивает, когда я даю ему, но его
пищеварение уже не позволяет есть их. Вместо них я принес ему гренок.
Я опять сел на корточки, отломил маленький кусочек от
гренка, который принес с собой из солярия, и положил на пол. Мистер Джинглз
понюхал его, потом взял в лапки и стал есть, аккуратно обкрутив вокруг себя
хвостик. Закончив, он выжидающе посмотрел вверх.
– Иногда мы, старики, просто удивляем своим аппетитом, –
заметил я Элен и протянул ей гренок. – Попробуй ты.
Она отломила еще кусочек и бросила на пол. Мистер Джинглз
подошел, понюхал, посмотрел на Элен... потом поднял и стал есть.
– Видишь? – сказал я. – Он знает, что ты – не временная.
– Откуда он взялся. Пол?
– Понятия не имею. Однажды, когда я рано утром вышел на
прогулку, он просто лежал на ступенях возле кухни. Я понял, кто это, сразу, но,
чтобы убедиться, взял из корзинки в прачечной катушку. А потом достал коробку
из-под сигар. Устелил ее самым мягким, что нашлось. Он – как мы, Элли, в конце
жизни попал в это печальное место. И тем не менее не потерял вкуса к жизни. Он
все так же любит свою катушку и по-прежнему любит, когда его навещает старый
товарищ по блоку. Шестьдесят лет я хранил в себе историю о Джоне Коффи,
шестьдесят с лишним, а теперь рассказал, Думаю, что именно поэтому он и
вернулся. Чтобы сказать мне, что надо спешить, пока еще есть время. Потому что
я – как он, я уже почти там.
– Там – это где?
– Ну, ты знаешь, – ответил я, и мы молча понаблюдали за
Мистером Джинглзом. Потом просто так я снова бросил катушку, хотя Элен просила
меня не делать этого. По-своему погоня за катушкой для него была чем-то вроде
медленного и осторожного секса у пожилых людей: может, вам не хочется на него
смот-реть – вам, молодым и убежденным в том, что, когда наступит время
старости, для вас будет сделано исключение, – но им ведь все равно хочется этим
заниматься.
Мистер Джинглз опять погнался за катушкой, явно превозмогая
боль, и так же явно (по крайней мере для меня) со всем прежним азартом.
– Слюдяные окошечки, – прошептала она, глядя на него.
– Слюдяные окошечки, – согласился я, улыбаясь.
– Джон Коффи прикоснулся к нему так же, как и к тебе. Он не
улучшил твоего здоровья тогда, но сделал тебя... устойчивее, что ли?
– Да, пожалуй, это верное слово.
– Устойчивее к тем вещам, которые валят с ног всех
остальных, как деревья, изъеденные изнутри термитами. Тебя и Мистера Джинглза.
Когда он взял Мистера Джинглза в свои ладони.
– Правильно. Какой бы силой ни наделил нас Джон – а я думаю
так, – все равно она тоже кончается. Термиты все-таки прогрызли свои ходы через
нашу кору. Это заняло немного больше време-ни, чем обычно, но они уже тут.
Возможно, я протяну еще пару лет, люди все-таки живут дольше мышей, а вот дни
Мистера Джинглза, по-моему, уже почти на исходе.
Он догнал катушку, захромал вокруг нее, упал на бок, тяжело
дыша (мы видели, как дыхание волнами вздымает его шерстку, словно круги по
воде), потом поднялся и стал носом живо толкать катушку назад. Его мех поседел,
походка была нетвердой, но глазки-бусинки блестели ярко, как всегда.
– Ты думаешь, он хотел, чтобы ты закончил то, что начал
писать? Да, Пол?
– Не Мистер Джинглз. Не он, а та сила...
– Как, Поли! И Элен Коннелли! – прозвучал голос из открытой
двери. В нем звучал какой-то саркастический ужас. – Живые и здоровые! Какого
дьявола вы тут вдвоем делаете?
Я повернулся, совсем не удивившись появлению Брэда Долана.
Он улыбался так, словно знал, что обманул нас и сделал это виртуозно. Как
далеко он отъехал после окончания смены? Наверное, не дальше бара «Рэнглер»,
где выпил пару пива, а может, еще и потанцевал, прежде чем вернуться.
– Убирайтесь, – холодно сказала Элен. – Сейчас же уходите
отсюда.
– Это ты мне велишь убираться, ты, старая сморщенная сука, –
произнес он, все еще улыбаясь. – Возможно, ты еще можешь говорить мне это там,
наверху, но сейчас ты не наверху. Сюда вам вообще ходить нельзя. Это за
территорией. Что, Поли, устроил себе маленькое любовное гнездышко? Прямо здесь?
Что-то вроде комнаты плейбоя для престарелых. – Его глаза округлились, когда он
наконец рассмотрел, что находится внутри сарая. – Что за черт?
Я не обернулся. Во-первых, я знал, что там, а во-вторых,
прошлое вдруг наложилось на настоящее, создав ужасающий образ, реальный и
трехмерный. В дверях стоял не Брэд Долан, а Перси Уэтмор. В следующую секунду
он вбежит в сарай и раздавит Мистера Джинглза (у которого уже не оставалось
надежды убежать) своим башмаком. И на этот раз не будет Джона Коффи, чтобы
вернуть его почти из небытия. Так же отчаянно хотел я, чтобы появился Джон
Коффи, он мне был так нужен в тот дождливый день в Алабаме.
