– Так, – задумчиво сказал Джулиан. – Все, что ты говоришь, интересно и неожиданно, но получается, что ты впустую лезешь на рожон. Что ты хочешь доказать? Это по-своему вполне пристойный, старомодный бардак, чистенький, не сказать чтобы дешевый. Стоит ли ломать традиции?..
Таня встала. В голосе ее зазвенел металл:
– Поправь меня, если я ошибаюсь, но для чего существуют подобные заведения? Чтобы делать деньги или чтобы следовать традициям? Я ведь тебе не пустые теории излагала. Вот, взгляни, любопытные цифры. – Она расправила вынутый из кармана листок и протянула ему. – Эти расчеты по моей просьбе произвел профессор Добсон из лондонской Школы экономики. Здесь – максимально возможная прибыль при существующей системе, здесь – то, что получается, если вы принимаете мои нововведения. Вот здесь – разница в годовом исчислении. А еще, если интересно, я ради спортивного интереса сама просчитала на досуге некоторые дополнительные варианты…
– Интересно, – сказал Джулиан.
Он погрузился в изучение Таниных бумажек, а она встала, сделала несколько движений на растяжку, засыпала свежего кофе в кофеварку и принялась изучать большой цветной плакат над кроватью Джулиана – смеющийся Боб Марли в громадном растаманском берете…
Она поставила перед Джулианом кружку с крепким ароматным кофе, а сама молча присела рядом, прихлебывая из второй кружки. Джулиан отложил листки, выпрямил спину, пристально посмотрел на нее.
– Что?
– Отдыхай пока, мадам Зарина. Завтра начнешь принимать хозяйство.
Танин взгляд выражал полнейшее недоумение.
– Какое хозяйство?
– Которое много лет плавно прогорало под мудрым руководством тети Поппи. Оно, видишь ли, давно уже перекуплено тихим, незаметным сморчком Бенни. Но только он один знает, что реальный владелец – я.
– Ты?!
– Так уж вышло.
– Погоди, погоди… Выходит, те деньги, которыми ты якобы откупал меня от Поппи, ты платил сам себе. Нехило! Тогда в чем был смысл сегодняшнего спектакля? Ты же спокойно мог продолжать меня использовать по старой схеме.
Джулиан извлек из серебряного портсигара длинную сигарету с марихуаной, поджег, с наслаждением затянулся. Таня вдохнула знакомый дым.
– Рано или поздно ты обо всем догадалась бы сама. И не знаю, как бы ты себя повела в таком случае. Такую тигру лучше иметь в партнерах, чем в недругах… Ну, иди сюда.
Таня поднялась, плавной походкой подошла к Джулиану, вынула у него изо рта сигарету, сделала неглубокую затяжку. Он протянул к ней руки, но она вывернулась из его объятий.
– Ты сам сказал – в партнерах. Но уже не в наложницах.
II
Счастливая жизнь – это замечательно, только описывать ее неинтересно, особенно когда счастье не обозначает себя яркими событиями, какими-то душевными взлетами, внезапными откровениями и прочим. Свое откровение Павел с Таней получили, свой душевный взлет пережили – и теперь счастье ощущали как бы слоем теплого прозрачного лака поверх обыденной рутины, плывя сквозь те же будни, сквозь которые, почитая их серыми, плывут все.
Два летних месяца протекли незаметно. Павел работал днями, Таня вечерами. То вместе, то поврозь ездили на Мшинскую, к Дмитрию Дормидонтовичу, Нюточке и Беломору, потихоньку собирались в августовский отпуск, который планировали провести в Коктебеле – великолепную комнатку со всеми удобствами в служебном корпусе тамошнего Дома творчества им сосватал Вилька Шпет. Вообще, их счастье магнитом притягивало к себе людей, само собой воскресли и засияли многие старые дружбы, казалось бы, угасшие безвозвратно.
В жизни Павла «культурный отдых», за исключением воспоминаний детства (от поездок с родителями в привилегированные санатории и в разные «Артеки» он отказался лет в девять), ассоциировался исключительно с той, первой Таней – две роскошные больницы, Рига, Юрмала… А так все больше были спортивные лагеря, туристские и альпинистские походы, геологические партии. И первый его коктебельский отдых, еще студенческих времен, отнюдь не походил на то, чего он с какой-то подспудной опаской ожидал, глядя в бортовой иллюминатор на чистое голубое небо над бескрайней ватой облаков. Тогда, почти десять лет назад, он и несколько его сокурсников решили после крымской практики не сразу возвращаться в пыльный город, а автостопом добрались до Старого Крыма, через Голубые горы перевалили к морю и разбили под самой Сюрю-Кая дикий палаточный городок, к которому моментально прилипло название Тель-Зоотар, – ибо все его обитатели быстро соорудили некие подобия того характерного головного убора, который прославил на весь мир Ясир Арафат. Свои «арафаточки» ребята снимали только перед погружением в море. Особенно пикантно эта свора доморощенных палестинцев смотрелась на фоне типично коктебельской публики, вспоминая которую, один израильский эмигрант писал: «И горы здесь, в Хайфе, такие же, и море такое же, и люди… – нет, люди здесь не такие же, а те же самые…» Круглосуточные гудежи, гитары, многочасовое дежурство в очереди за пельменями в кафе «Левада» (неофициальное название – «Блевада»), вечерние шашлыки из ежиков, вдоль и поперек излазанный Карадаг…
К тому возврата уж нет, теперь все будет иначе, иначе. Рядом с Таней, с Нюточкой – и никакой провидец не сумел бы определить, что она не родная Танина дочка… Во время полета до Симферополя Нюточка радостно носилась по всему салону, терроризируя стюардесс, очаровывая пассажиров, не давая ни минуты покоя Тане. Лишь перед самой посадкой она утихла, забралась Тане на колени и задремала, да так, что Павлу пришлось выносить ее из самолета на руках. Тащиться через весь Симферополь на автовокзал они не стали, а тут же возле аэропорта сговорили за двадцатку частника на «Жигулях» и покатили по шоссе на Феодосию, мимо тех знаменитых охотничьих угодий, где сам Никита Сергеевич во время оно охотился на услужливо привязанных к деревьям кабанов.
– А море скоро? – в энный раз спросила Нюточка, когда они миновали Белогорск.
Таня растерянно пожала плечами и переадресовала этот вопрос сидевшему впереди Павлу.
– Часа через полтора, – не оборачиваясь, сказал он.
– Тогда меня сейчас стошнит, – объявила Нюточка. Машина сделала резкий зигзаг. Таня охнула и полезла в сумку за заранее приготовленными полиэтиленовыми пакетиками.
– Нет, – передумала Нюточка, получив пакетик. – Лучше яблочко.
Скушав яблоко, она поскучнела, минут пять полюбовалась на однообразную картину за окном и задремала на коленях у Тани. Зато когда в просвете между горами показалось море, она взвизгнула от восторга.
Бдительная тетка у входа в Дом творчества встретила их настороженно, но узнав, что они будут жить в служебном корпусе у Екатерины Семеновны, моментально смягчилась, пропустила их на охраняемый объект и даже показала дорогу до внушительного по здешним меркам трехэтажного здания, фасадом выходящего на аллею.
Екатерина Семеновна, крепкая проворная дамочка лет шестидесяти, оказалась дома, всплеснула руками, поахала на Нюточку, вручила ей липкую конфетку, показала жилье – на удивление цивильное, с ванной и кухонькой, оборудованной раковиной, плитой и холодильником, – тут же уговорила Таню приобрести курсовки, дающие право завтракать, обедать и ужинать в столовой Дома творчества, а заодно взяла плату за неделю вперед. Они не успели толком разложить вещи, а Екатерина Семеновна уже прибежала с курсовками и пропусками и объявила, что обед на сегодня они уже пропустили, но она с радостью покормит их со своего стола – и всего-то по два рублика с носа.
