Пожив дней десять в дорогой и неуютной гостинице с крайне ненавязчивым сервисом, Аланна перебралась в аспирантское общежитие Академии наук. Ее поселили в двухкомнатном квартирном блоке. Вторую комнату занимала веселая и общительная русская девушка Диана. По первому же разговору Аланна поняла, что ее соседка работает на КГБ, но виду не подала, понимая, что на что-то иное рассчитывать было бы наивно. Диана часто приводила к себе молодых людей, закатывала вечеринки с вином и танцами и всякий раз зазывала Аланну. Иногда та приходила.
Аланна не была ни дурнушкой, ни дурой и всегда пользовалась успехом у парней. Некоторые из ее романов длились по несколько месяцев, но ничем более серьезным не оборачивались. Во многом причиной тому была сама Аланна: личные отношения, любовь, секс были для нее чем-то третьестепенным, она брала то, что само катилось в руки, и ничего не старалась удержать.
Поначалу она была и польщена, и обескуражена тем убойным впечатлением, которое производила на здешних молодых людей. На ее появление они реагировали так, будто взорам их предстала не малоприметная девушка с прямыми распущенными волосами и миловидным личиком без намека на косметику, в очках и потертых джинсах, а сама богиня Афродита или, как минимум, голливудская секс-бомба. Кое-кто начинал краснеть и заикаться, большинство же немедленно принималось за примитивный кобеляж. Довольно быстро Аланна разобралась, что ухажеры и воздыхатели видят в ней не столько женщину, сколько средство передвижения на вожделенный Запад, или материал для отчетов в КГБ, или и то и другое одновременно.
Как-то утром она вышла на кухню приготовить себе завтрак и увидела там незнакомого бородатого парня. Парень сидел прямо на полу, облапив рыжую голову, раскачивался из стороны в сторону и жалобно стонал. Аланна, будучи наполовину ирландкой, а на другую – русской, на генетическом уровне знала, как надо поступать в таких случаях. Она разбила яйцо и вылила желток в стакан, добавила туда вустерского соуса из «Березки», плеснула джина, приобретенного там же, присыпала солью и перцем и дала парню выпить. Тот хлебнул, вылупил красные глаза, сказал непонятное слово «Умат!», запрокинул голову и влил в себя остаток.
После трех «луговых устриц» и трех чашек крепкого кофе он ожил, стал извиняться, объяснил, что накануне зашел с приятелем к другому приятелю, там немного перебрал, ошибся дверью и… Потом воодушевился и принялся, расхаживая по кухне, произносить проникновенный монолог… о компьютерах. Говорил он страстно, увлеченно, со знанием дела, и Аланна, тоже знающая толк в этих умных машинках, невольно подхватила тему. Проговорили они часа три, потом Аланна спохватилась, заторопилась в институт, он вызвался проводить ее, и всю дорогу они продолжали начатый разговор. Вечером он встретил ее, потащил в довольно задрипанное кафе, где, однако же, варили лучший в Москве кофе, потом с гордым видом извлек из недр куцего пальтишка мятые билеты в «Современник». После спектакля, провожая ее до общежития, он вновь оседлал любимого конька, принялся размахивать руками, чертить в воздухе схемы… Когда она попрощалась с ним у дверей, он состроил настолько уморительную удивленно-огорченную физиономию, что она усмехнулась и пригласила его подняться на чашечку кофе.
Он был совсем не похож на других русских мальчиков, с которыми она познакомилась здесь, – чистеньких, ухоженных, хамоватых друг с другом и заискивающих перед нею. Они заболтались далеко за полночь, и Аланне пришлось извлечь легкий спальный мешок, который она всегда брала с собой в дорогу, и уложить парня спать на кухне. Она долго не могла уснуть, слышала, как он сопит и возится за стеной, кряхтит, шлепает по полу босыми ногами. Аланна накинула халат, вышла на кухню, включила свет и сказала:
– Пойдем в комнату. А то соседку разбудишь.
Утром они наконец-то сообразили представиться друг другу. Услышав ее фамилию, он на секунду застыл, а потом брякнул:
– Выходи за меня замуж. Я возьму твою фамилию. Был Неприятных – стану Кайф. Вот был бы кайф!
Аланна прекрасно знала это жаргонное русское словечко: здесь, в Москве, ее фамилия всякий раз вызывала оживление.
– Я бы согласилась, – с усмешкой сказала она. – Да только есть некоторые трудности. Во-первых, ты еще не признался мне в любви…
Он хлопнул себя по лбу.
– Ой, точно! Слушай, я люблю тебя. Ты классная девчонка, так сечешь в компьютерах…
Аланна расхохоталась, а Шура стоял красный как рак и искренне не понимал, чему она смеется.
– А во-вторых, могут быть сложности с регистрацией, – уже серьезно сказала она.
Он насупился.
– Ты, что ли, замужем?
– Нет, но брак с иностранным гражданином…
– Да ты чего, мать?! Я ж наш, из Питера.
– Зато я из Денвера, штат Колорадо, США.
– Ты что, серьезно?! А я думал – эстонка…
Через мистера Майерса американская сторона сообщила о полном одобрении протокола о намерениях, составленного в Москве, и известила, что в ближайшее время высылает официального представителя для выработки окончательного соглашения. В честь этого события в квартире на Кутузовском был организован скромный банкет на четыре лица.
– Второй тост я хотел бы поднять за госпожу Кайф, – торжественно произнес Шеров. – Только благодаря ей стало возможным то, начало чему мы здесь отмечаем. Ваше здоровье, дорогая Аланна Алановна!
И они звонко соприкоснулись бокалами с коллекционным «Дом Периньоном».
– Ваш вклад в наше общее дело бесценен, – продолжал Шеров, подцепив вилкой кусочек осетрины. – Если есть что-нибудь, чем мы с Вячеславом Михайловичем могли бы быть вам полезны…
– Есть, – без всяких экивоков сказала Аланна. – Мне нужно до отъезда зарегистрировать брак.
Так у Алана Кайфа появился волосатый русский зять, а у Колорадского университета – новый программист.
– Ну ты даешь, а! – орал Шурка, приговорив примерно десятую бутылочку «Дос-Эквиса». – Рейнджер! Смотритель национального парка! Это с твоими-то мозгами?! Выходит, науку теперь совсем побоку?
– Ты, Шурка, не забывай, что доктора Чернова уже нет. Я теперь Розен, Павел Эмильевич Розен, выпускник Аральского индустриального техникума, которого, наверное, и в природе-то не существовало. Думаешь, ваши бюрократы с таким дипломом меня к науке подпустят?
Павел описал плавную дугу обглоданной куриной ножкой.
– Суки! – убежденно заявил Шурка и хлопнул кулаком по столу.
Блюдо с соленым арахисом подпрыгнуло, высыпалось несколько орешков.
– Ребята, надо идти к Джор… Джорджу, – запинающимся языком, проговорила Аланна. – И все рассказать. В-во такой мужик! – известным римским жестом она показала, какой именно. – Для начала возьмет лаборантом, а дальше все в наших руках. Железно!
– Алька, дай я тебя поцелую! – не сговариваясь, откликнулись Шурка и Павел.
