А началось все с того, что Саня попал на отделение неврологии городской больницы № 4. Два первых дня практики прошли ровно и скучно. От работы Санек не отлынивал, делал все, что указывали, и даже чуть сверх того, ходил за каждым пациентом, не разделяя социального положения, тем паче родственных связей. Третья палата не отличалась ничем, кроме количества коек и вопиюще цветастых занавесок на окнах. Койко-мест было всего два, и одно из них занимал дородный старик. Лежал он на брюхе пластом, никого не тревожил, разве что ворчливо покряхтывал от скрутившего его остеохондроза. В урочный час Саня пошел ставить ему банки во избежание застойного процесса в легких.
– Саня! – окликнула постовая сестра. – Возьми лучше эфир. Спирт идет под расписку, а эфир горит не хуже.
Жуков влез в ящик под грифом «В», нашел приземистую склянку темного стекла. Удостоверился по надписи и по нюху: эфир. Поставил весь лоток на табурет, сам устроился на край койки, смазал руки вазелином. Аккуратно скользя теплыми руками по дряблой спине, Санька безболезненно смазал ее до блеска. Обмакнул в эфир палочку, поджег. Турунта вспыхнула, и пошли шлепать банки. Кожа всасывалась, набухала. Свободного тела пациента осталось всего на три шлепа, а тут эфир на ватке возьми да испарись. Саня заново приподнял крышечку, окунул огниво поглубже. Чиркнула спичка. Он потянулся за новой банкой, да не увидел, как с конца палочки горящая капля эфира упала на отвернутое простынное покрывало. Закончив дело, Саня засек время и укрыл больного покрывалом. Дед что-то невразумительное крякнул, Саня ласково похлопал его по плечу и покинул палату.
Распечатывая бокс со шприцами, Сашка услышал чей-то рев. Поднял голову. Медсестра, бестолково мыча, тыкала пальцем в длинную кишку коридора:
– Твой больной… Вовси…
Жуков замер на полусогнутых и с ужасом для себя осознал: неподвижный больной вылечился в одночасье. Бежал как угорелый, весь в банках, изгибался в невероятных позах, стряхивал со спины шлейф тлеющей простыни.
Медсестра согнулась пополам и зашлась в беззвучном хохоте. На шум прибежала Фрума. Разговор был коротким:
– По большому счету, я тебе благодарна, Жуков. Молодец, вылечил моего свекра, хотя использованный тобой метод лечения уж очень нетривиален…
Так Саня и получил непыльное место в лаборатории родильного дома.
И казалось ему: в жизни наступила темная полоса, и не виден свет в конце туннеля. Хуже всего, что в тяжелую минуту отвернулись друзья. Понятно, у них хватает сейчас своих проблем. Возможно, он им только прибавил мороки, но что ему было делать? Кто ж мог предполагать, что так все выйдет? В тот момент он думал, что ему не посчастливилось больше остальных. Несколько лет уговаривал он Марго на мотоцикл. Чего мамаше это стоило, вряд ли кто мог догадаться. Откладывала, втайне от него, каждую копейку. Подарила «вишенку» на радостях, что сын поступил в институт с немереным конкурсом, пробился…
И вот сидит он сейчас и регистрирует бланки анализов и направлений в абортарий. Почти на каждом приписочка – «цито», как на предмет обнаружения солитера. Поначалу он запоминал фамилии и имена, многие из которых были ему известны. Потом бросил это ненужное занятие: в конце концов, не повестки в прокуратуру… И опять тяжелые думы одолевали Сашку.
Откуда ему было знать, что Надежда не отправилась в тот же день сигнализировать о находке? Он так и сказал Бахтишке, правда, потом, когда они столкнулись нос к носу в темном помещении с деревянными, привинченными к полу скамейками. Баха не обратил внимания, что рядом матушка сидит. Окинул таким презрительным взглядом, что Саньке стало перед ней стыдно, да еще и сказал:
– Хватит мудиться, да?!
Выцепили их всех поодиночке. При каких обстоятельствах кого – Жуков не спрашивал. Спозаранку в двери образовался пронырливый мужичок с масляными глазами:
– Жуков Александр Геннадьевич? Распишитесь в получении.
Маргарита Васильевна засуетилась, шмыгнула промеж ними и встала, прикрывая сына.
– По какому праву? Что происходит?
Словно со стороны Сашка видел материны трясущиеся руки: им никак не удавалось ухватить хлястик халата. Помятое кружево ночной сорочки так и норовило выглянуть из-под верхнего ворота. Марго подергивалась, дрожащие пальцы шныряли по шее, за спиной. Санька выступил вперед, над головой матери протянул мужику расписку в получении повестки.
– К девяти успеете? Явка обязательна.
– По какому поводу? – кричала вслед Маргарита.
Затих гул шагов в подъезде, мать окаменела. Села на кухонный стул, бессильно уронила на колени руки, уставилась в пол.
– Рива-роччи принесу? – Сашка не знал, чем разрядить молчание. – Смерить давление…
Она подняла голову, долго непонимающе смотрела.
– Собирайся. Пойдем вместе.
– Не надо, мам. Сам справлюсь. Тут ничего такого нет. Свидетельские показания…
– И о чем ты можешь свидетельствовать? Собирайся. Идем вместе.
По дороге у Сани скрутило живот. Марго понимающе кивнула. Ткнула пальцем на издалека угадываемый сортир во дворе, сама же вошла в здание следственного отдела.
Там уже был Скавронский. Судя по всему, он пришел только что, но девчонок не было видно.
– Какой кабинет?
– Пятый. Следователь Шукурова Ирина Викторовна.
– Что, Марго? Маленькие детки – маленькие бедки? – в попытке разговорить женщину поинтересовался Антон Адамович.
– Почему за халатность органов правопорядка должны расплачиваться дети? – возмущенно зашипела Маргарита Васильевна.
Сидящий поодаль Бахтишка гнусно ухмыльнулся.
– Ну, не такие уж и дети… – возразил Антон. – Пора соображать собственно головой. Иначе никаких органов не хватит.
Маргарита чуть не задохнулась от нахлынувших возражений, но высказывать их не пришлось, дверь кабинета распахнулась и выглянул тот самый, что принес повестку, – субтильный мужичок в гражданском, с каким-то значком на воротнике потертого пиджака.
– Вы Скавронский? Антон Адамович? – спросил он вкрадчивым голосом кошки с монастырского подворья иезуитов.
Антон насторожился:
– Да. С кем имею честь?
– Не беспокойтесь, ваша дочь в полном порядке. Всего несколько интересующих нас вопросов. Отойдемте, пожалуйста.
Ненавязчиво взяв Скавронского под локоть, мужичонка отвел его в самый конец коридора, так что почти ничего из их короткого разговора Жуков и не расслышал. Только банальщину, которую слушать неинтересно:
– Не припомните ли вы, Надя ваша… Не заметила ли она, или вы, что-либо подозрительное?..
Ответы Скавронского Сашка вообще не разобрал. Разве что несколько слов: «Нет», «Исключено» и «Домашний арест». Что за арест? Надька о нем ничего не говорила.
