Вот тут-то и пригодится «своя» королева. Женить. Срочно женить, пока старички не опередили…
Кандидатура Барковского не проходит. Смех леди Морвен, до сих пор стоявший в ушах Гейла, был тому исчерпывающим аргументом. Он не мог не признать ее правоту, не нуждавшуюся в словах. Лощеный казнокрад из непредсказуемой, стремительно дичающей страны – да, такие люди бывают полезны, подчас очень полезны, но мера их полезности имеет четкие рамки, как содержательные, так и временные. В долгосрочной перспективе такие альянсы чреваты убывающей выгодой и возрастающими рисками. Да и политически не вполне корректно.
Короче, нужен другой кандидат…
А ведь есть такой. Есть! Господи, и как же эта элементарная связка не пришла ему в голову?!..
Словно реагируя на его озарение, пульт связи запищал электронным писком. Блитс нажал кнопку.
– Нил, дружище, рад слышать ваш голос, что-то давненько не показывались в наших краях… Да, да, совет директоров в ноябре, но у меня к вам небольшое дельце, которое хотелось бы обсудить до того… И еще, я добыл для вас приглашение на бал у губернатора Калифорнии, возможно, вас это позабавит. В конце концов, от Колорадо до Лос-Анджелеса рукой подать, а когда еще выдастся случай увидеть столько звезд одновременно… Знаю, что шумные сборища не в вашем вкусе, тут мы с вами солидарны, но у вас же есть подруга, доставьте ей удовольствие… Отлично, жду…
Гейл отключился, но тут же пульт вновь запищал, и из динамика послышался сухой женский голос:
– Мистер Блитс, с вами желает говорить мистер Берч. Хэмфри Ли Берч…
Всесильный директор ФБР приглашал самого богатого человека планеты провести уик-энд в своей загородной резиденции.
Такие приглашения не отклоняют.
(15)
Одиночество – это неестественное состояние красивой молодой женщины. Душа должна трудиться…Так сказал популярный в Советской России поэт? Но и тело тогда вдвойне должно трудиться, особенно, если это красивое и молодое тело.
Об этом подумала Татьяна, ложась в свою одинокую постель в холодном и огромном Морвен-хаус.
Оглядывая себя в зеркале, она с беспощадной самокритичностью готова была найти хоть бы один изъян в своем прекрасном теле, достойном кистей Серебряковой и Ренуара, Коро и Семирадского… Но не нашла. Не обнаружила.
«Господи, такая женщина пропадает», – сама себе прошептала Татьяна, плюхаясь спиной в гостеприимную перину.
А ночью к ней пришла бабка.
– Слушай, Танька, – сказала старая колдунья, нестрашная лишь оттого, что родня, – слушай Танька, это ведь не тебе одной отсрочка-то дана, ты понимаешь?
И Татьяна все понимала. Только сказать ничего не могла в ответ. Как собака, которая все понимает, но ничего сказать не может. Да, впрочем, эта ее временная неспособность говорить роли здесь не играла. Здесь гораздо важнее была функция слуха.
– Ты, Танька, подумай, ты девка умная, ты должна остановиться и подумать, а тебе некогда, времени у тебя на то, чтобы подумать, не хватает, – говорила родственница, – а тебе бы самой подумать, да и поняла бы все, разгадала бы загадку…
– А в чем загадка? – хотела спросить Татьяна, но у нее из уст вырывалось только нечленораздельное мычание…
– Ты, Танька, во-первых, должна понять, что отсрочка не одной тебе дана, но и врагам твоим тоже… Тут кто кого опередит… Кто быстрее думает, тот и прибежит первым. А кто опоздал, тому – крышка, и лучше не думать, что тому там будет.
Бабка сделала акцент на слове «там» и остановилась, с трудом переводя дыхание, как если бы без лифта да с тяжелыми авоськами поднялась сразу на пятый этаж «сталинки»…
– Ты, Танька, подумай, покумекай, прикинь что имеешь – к носу своему, кто тебе здесь друг, а кто тебе враг… А то ведь лучший друг – лучшим врагом твоим окажется, и наоборот. А в беготне вашей, не на жизнь, а на смерть беготне, все на последней минутке, все на последней секундочке решаться будет. И если в последний миг друг твой тебя предаст, к кому жаловаться побежишь?
Татьяна мычала, пытаясь спросить: «Кто?»
Но губы ее не размыкались, а язык во рту набух и не ворочался.
– Подумай, Танька, – сказала бабка и была такова.
Запахнулась, как это манерно делают испанские танцовщицы, запахнулась шалью, и растворилась в воздухе.
– М-м-м-м!!! – мычала Татьяна и, наконец, проснулась….
– Молли! – позвала она горничную.
Та явилась, вся заспанная, явилась, не скрывая того, что госпожа прервала ее сладкий сон.
– Таблетку и стакан воды, но не холодной, – приказала Татьяна, садясь в постели, стараясь прямо держать при этом спину, как если бы на нее глядела не заспанная горничная, а сотни мужских, распаленных вожделением глаз.
Часы в малой гостиной женской половины Морвен-хауса пробили полчетвертого.
«Спать уже не буду, – подумала Татьяна, – промучаюсь только, лучше проветриться. Продуть мозги атлантическим ветерком!»
Она резко поднялась и, не отпуская Молли на ее теплый диван с теплым пледом, что уже остывали в комнатке для прислуги, приказала собрать одежду для выхода.
Демократическую одежду для выхода инкогнито.
Понятливая Молли – за что ее и держали в Морвен-Хаусе – принесла черные джинсы, спортивную куртку, кроссовки и самую демократическую бейсболку с надписью «Роллинг Стоунз» по-над высунутым ярко-красным языком.
– И еще, разбудите Уоррена, Молли, пусть выкатит машину, что попроще…
Ничего «проще» «Бентли» золотистого цвета под «металлик» Уоррен спросонья выдумать не смог.
Ехали по совершенно пустынному Лондону.
Предрассветные часы. И светофоры мигают одним только желтым цветом…
Последние мусорщики еще копошатся возле своих монструозных мусоровозов. Город пока чист. Но завтра, вернее, уже сегодня, уже к полудню, нового мусора будет снова вдоволь.
Маленькие грузовички с яркими логотипами своих фирм и магазинов по бортам начинают утреннюю развозку. Свежий хлеб. Свежее пиво…
Татьяна попросила Уоррена довести ее до моста Ватерлоо по левому берегу.
Вышла и пошла по набережной Виктории вверх по течению, в сторону Вестминстера. Уоррен медленно ехал позади, держа почтительную дистанцию, чтобы не мешать госпоже…
Вот уже и первые бегуны трусцой стали появляться. Кто они?
Вот, наверное, юный аспирант – физик, или программист из Индии. Получит свою степень магистра, а в родной Кашмир возвращаться не станет. Будет приумножать здешнюю цивилизацию, а на хрена ему Кашмир?
Все они сюда… Все они сюда лезут. А Москва-то не резиновая!
