— Мы это уже сделали, — ответил шеф полиции, — но теперь,
когда ребенок у вас, звонков больше не будет… Что удалось выяснить при осмотре
багажа?
— По всей вероятности, женщина — жена Эзры Гролли.
— Эзры Гролли? — воскликнул Ларкин. — Не знал, что у него
есть жена. Что сам Эзра говорит по этому поводу?
— Ничего. Уже полчаса, как он умер. Я звоню из больницы.
— О’кей, я буду на проводе, — пообещал Ларкин весело.
— Мы отправляемся в жилище Гролли, посмотрим, что и как, —
сказал Селби. — Я попросил, чтобы все звонки переводились на помощника шерифа.
Боб Терри сделает все, что нужно, если получит какое-нибудь известие.
— Не сильно надрывайтесь, — беззаботно посоветовал Ларкин. —
Думаю, что вы лишь выиграли ребенка, ничего больше. — С этими словами начальник
полиции повесил трубку.
«Ранчо» Гролли состояло из десяти акров земли, на которых
произрастало несколько апельсиновых деревьев, а также разместились небольшой
огород и загоны для кур и кроликов. Во время болезни хозяина заботу о них взял
на себя сосед. О смерти Гролли он впервые услышал от шерифа.
Брэндон правильно истолковал уныние соседа, который, сдвинув
на нос свое соломенное сомбреро, печально почесывал в затылке.
— Власти позаботятся обо всем, — сказал шериф. —
Собственность будет распродана, и вы получите вознаграждение за свой труд.
— Ну это, конечно, в корне меняет дело, — сказал сосед с
видимым облегчением в голосе. — Здесь немало работы, особенно в такую жарищу… Я
повесил замок на дверь.
Шериф снял замок, и они вошли в дом. Это сооружение скорее
можно было назвать лачугой. Там было убого, чем-то воняло, хотя оказалось
достаточно чисто. На вколоченных в дощатые стены гвоздях был развешан весь
гардероб Эзры Гролли: потертые, заляпанные грязью кожаные куртки, выцветшие
синие рубашки, изношенные комбинезоны. Рядом с рукомойником в кухне находилась
посудная полка, на которой лежало несколько тарелок, какие-то консервы и краюха
черствого хлеба. Женщина по меньшей мере прикрыла бы полку занавеской. Но
Гролли, очевидно, не нуждался в подобной роскоши.
Вокруг двух отверстий, пробитых в крышке банки со сгущенным
молоком, образовалась твердая желтая корка, узкая полоска такого же цвета
тянулась по ее боку. Рядом — закопченный оловянный кофейник. Разнокалиберные,
обожженные до черноты сковородки развешаны на гвоздях. На столе стояла банка, в
которой когда-то находился джем, а теперь хранился топленый свиной жир. В серой
от пыли, наполовину заполненной сахарнице кишели муравьи. Для приготовления
пищи Гролли использовал двухконфорочную керосиновую плитку.
В крошечной спальне стояла железная кровать, некогда
выкрашенная в белый цвет. В углу комнаты находился старомодный сундучок с
выпуклой крышкой, рядом с которым лежал дешевый картонный чемодан, оклеенный
искусственной кожей. Большой фанерный упаковочный ящик был превращен в еще один
предмет меблировки весьма простым способом — к его верхней крышке владелец дома
прикрепил дверные петли.
Солнце превратило тонкостенную лачугу в подобие духовки.
— Нечем дышать, впустим сюда хоть немного свежего воздуха, —
сказал Брэндон и поднял оконную раму.
Они услышали, как по разбитой дороге к дому подкатила
машина. Через несколько секунд в дверях возникла длинная, сухая фигура Гарри
Перкинса.
— Что удалось найти здесь, Рекс? — спросил он.
— Будь я проклят, если знаю, — ответил шериф с широкой
улыбкой. — Вообще-то, я хочу узнать побольше о его жене.
— Жене?
— Да.
— Я-то принимал его за убежденного старого холостяка.
— Все так полагали, — согласился Брэндон.
— Однако, если серьезно подумать, Гролли вовсе не был стар,
— заметил Селби.
— Ему было около пятидесяти. Подумать только, всего-навсего
мой ровесник, — сказал коронер, — но почему-то он всегда казался мне стариком.
Постоянно небритый, не носил ничего, кроме комбинезона, свитера или синей
рабочей рубашки. Кажется, доктора после первого удара весной сказали, что ему
недолго остается жить. А что это за история с женой?
— Позвонила какая-то женщина, — сказал Селби. — Назвалась
Алисой Гролли. Она оставила своего ребенка на автобусной станции. Кто-то
заставил ее сесть в машину под тем предлогом, что шериф якобы хочет ее видеть.
Женщина не имела возможности все рассказать, ее, видимо, оттолкнули от аппарата
и повесили трубку. Я слышал мужской голос.
Коронер явно помрачнел.
— Что случилось с ребенком?
— Мы отправились на станцию и забрали его. Там же оказался и
багаж. Он принадлежит, без сомнения, жене Гролли, мы нашли свидетельство о
рождении ребенка и брачное свидетельство. Видимо, когда женщина упаковывала
вещи, она предвидела возможность того, что ей придется доказывать свою
личность.
— Да, похоже на то, — согласился Брэндон.
— Каким образом ее заставили сесть в машину? — спросил
коронер.
— Мы не знаем. Ей не удалось закончить рассказ.
— Ладно, давайте осмотрим дом, — предложил Перкинс.
Брэндон хотел открыть сундучок, но он оказался заперт. Тогда
шериф выбрал маленький ключик из связки, оставленной Гролли, вложил в скважину
и повернул. Теперь можно было поднять крышку.
Перкинс издал свой типичный сухой смешок.
— Великий Боже, оказывается, у старого Эзры имелся отличный
костюм. Вот он, аккуратно сложен. А вообще странно, весь сундук заполнен
консервами. И при этом лишь консервированной мукой, — сказал шериф, извлекая
одну из банок. Он поднял крышку, заглянул внутрь, насупился, подошел поближе к
свету и вытряхнул содержимое себе на ладонь. Это оказался толстый сверток
десятидолларовых банкнотов.
— Вот старый скряга! — воскликнул Перкинс.
— А ты утверждал, что у него остался лишь один никель —
первый заработок в жизни, — заметил Селби, обращаясь к шерифу.
Коронер расправил банкноты и провел по краю большим пальцем.
— Только десятки, что-то около сотни штук. Одним словом,
тысяча долларов.
Вторая банка из-под муки выдала им пятьдесят двадцаток,
третья содержала двести пятидолларовых бумажек.
Теперь они работали быстро, в изумленном молчании. В
сундучке оказалось двадцать пять банок из-под муки, в каждой по тысяче долларов
в различных купюрах.
Мужчины смотрели друг на друга. Первым молчание нарушил
шериф Брэндон:
— Вот чудеса! У человека целое состояние, а жил он, как
последний нищий, без гроша в кармане. Всегда покупал только черствый хлеб да
самый дешевый бекон. Не знаю, был ли он хоть раз в кино и купил ли хотя бы одну
газету.
