Мередит нахмурилась.
— Если она невыполнимая, то зачем Елена стала бы этого
требовать?
— Елена все время требовала от окружающих
невыполнимого, — мрачно сказала Бонни. — Не смотри так на меня, Мэтт,
ты отлично знаешь, что это правда. Она не была святой.
— Я думаю, что это вполне выполнимая задача, —
сказал Мэтт. — Я знаю место, где совершенно точно осталась кровь Стефана,
а если нам повезет, то и волосы. Склеп.
Бонни вздрогнула, а Мередит спокойно кивнула.
— Ну разумеется, — сказала она. — Пока
Стефана держали там связанным, он, наверное, все вокруг залил кровью. А драка
была такая, что волосы должны были лететь клочьями. Если только там никто
ничего не трогал…
— Думаю, после смерти Елены туда вообще никто не
заходил, — сказал Мэтт. — Полиция осмотрела место и ушла. Впрочем,
есть только один способ узнать наверняка.
«Я была неправа, — подумала Бонни. — Мне казалось,
что Мэтт и слышать не захочет о возвращении Стефана, а он делает все возможное,
чтобы нам помочь».
— Мэтт, честное слово, я тебя сейчас расцелую! —
сказала она.
На мгновение во взгляде Мэтта промелькнуло какое-то
необычное выражение, которое Бонни как следует не поняла. Конечно, в его глазах
читалось удивление, но не только оно. Ни с того ни с сего Бонни подумала: «А
что бы он сделал, если бы я на самом деле его поцеловала?»
— Все вы, девушки, так говорите, — негромко сказал
он и с нарочитым смирением пожал плечами. Было видно, что впервые за весь день
у него немного отлегло от сердца.
Мередит оставалась абсолютно серьезной.
— Пошли. У нас куча дел, а застрять в склепе после наступления
сумерек — еще то удовольствие.
* * *
Склеп находился под стоящей на холме полуразрушенной
кладбищенской церковью. «Сейчас ранний вечер, стемнеет еще не скоро», —
повторяла про себя Бонни, когда они поднимались по холму, но ее руки все равно
покрылись гусиной кожей. Даже новое кладбище по другую сторону церкви не
навевало приятных чувств, а уж старое было жутким местом даже при дневном
свете. Множество крошащихся надгробных камней, торчащих под неожиданными углами
в высокой траве, напоминало о лежащих здесь тысячах молодых людей, погибших во
время Гражданской войны. Чтобы ощутить их присутствие, не надо было быть
медиумом.
— Неупокоившиеся души, — пробормотала она.
— Что? — спросила Мередит, переступая через груду
обломков, которая когда-то была фрагментом одной из стен старой церкви. —
Смотри-ка, крышка гробницы еще отодвинута. Это хорошо. Вряд ли у нас хватило бы
сил ее поднять.
Бонни с грустью обвела взглядом белые мраморные фигуры на
крышке склепа. Онория Фелл лежала рядом со своим мужем, скрестив руки на груди,
как всегда, печальная и безмятежная. Бонни понимала, что она уже ничем не
поможет. Бывшая хранительница основанного ею города сдала свой пост.
«И оставила его на Елену», — с горечью подумала Бонни,
глядя вниз, в четырехугольное отверстие, ведущее в склеп. В темноту уходили
железные ступеньки.
У Мередит был фонарик, но спуститься в подземелье все равно
оказалось нелегко. Внутри было тихо и сыро, стены облицованы полированным камнем.
Бонни старалась унять дрожь.
— Смотри, — негромко сказала Мередит.
Мэтт направил луч фонарика на железные ворота, отделявшие
преддверие склепа от главного помещения. То тут, то там на каменном полу
виднелись черные пятна — пятна подсохшей крови. От вида запекшихся лужиц и
ручейков Бонни стало дурно.
— Мы знаем, что Дамону досталось больше всех, —
сказала Мередит, двигаясь вперед. Ее голос звучал хладнокровно, но Бонни
чувствовала, что это дается ей ценой огромных усилий. — Значит, сейчас мы
с его стороны — здесь крови больше. Стефан говорил, что Елена стояла в центре.
Тогда получается, что сам Стефан был… вот тут. — Она наклонилась.
— Давай я, — хрипло сказал Мэтт. — А ты
подержи фонарь. — Он стал скрести покрытый коркой камень пластмассовым
ножиком, взятым из машины Мередит. Бонни сглотнула и вознесла хвалу небесам за
то, что во время обеда ограничилась чаем. Одно дело — отвлеченные разговоры о
крови, и совсем другое — когда видишь ее собственными глазами в таких
количествах и знаешь, что это кровь твоего друга, которого здесь пытали…
Бонни отвернулась, стала смотреть на каменную стену и думать
о Катрине. Давным-давно, в XV веке, во Флоренции Стефан и его брат Дамон
влюбились в одну и ту же девушку — Катрину. Но им было неведомо, что девушка,
которую они любили, не была человеком. Когда-то она жила в немецкой деревне, и
там ее во время тяжелой болезни обратили в вампира, чтобы спасти ей жизнь. А
Катрина, в свою очередь, превратила в вампиров обоих юношей.
Потом, вспоминала Бонни, она инсценировала собственную
смерть, чтобы они перестали враждовать из-за нее. Но это не помогло. Братья
возненавидели друг друга еще сильнее, чем прежде, а она возненавидела за это их
обоих. Она вернулась к обратившему ее вампиру, и со временем в ней поселилось
то же зло, что жило в нем. Наконец у нее осталось одно-единственное желание —
погубить братьев, которых она когда-то любила. Она заманила их обоих в
Феллс-Черч, чтобы убить их, и здесь, в этом зале, ей почти удалось исполнить
свой план. Елена погибла, пытаясь ее остановить.
— Вот и все, — сказал Мэтт. Бонни заморгала и
очнулась. Мэтт держал в руках бумажную салфетку с комочками засохшей крови
Стефана. — Теперь волосы.
Они стали водить по полу пальцами. Там была пыль, обрывки
листьев и еще что-то мелкое — Бонни старалась не думать о том, что это может
быть. Попадались им и светло-золотые волосы. «Волосы Елены, — думала
Бонни. — Или Катрины». Внешне они были очень похожи. Но там были и другие
волосы, короткие, жесткие и чуть-чуть вьющиеся. Волосы Стефана.
Разобраться в мусоре и завернуть нужные волосы в другую
салфетку оказалось делом долгим и кропотливым. Большую часть работы сделал
Мэтт. Когда они закончили, все уже порядком вымотались, а свет, проникавший
вниз через прямоугольное отверстие в потолке, стал мутно-синим. На лице Мередит
играла кровожадная улыбка.
— Есть, — сказала она. — Тайлер хотел, чтобы
Стефан вернулся, — хорошо, устроим так, что он вернется.
И тут Бонни, которая была по-прежнему погружена в свои мысли
и плохо осознавала, что делает, вдруг похолодела.
Она думала о чем-то другом, вовсе не о Тайлере, но, когда
прозвучало его имя, в ее сознании всплыла одна мысль, которая посетила ее еще
там, на парковке, а потом в пылу споров вылетела из головы. Но теперь, после
слов Мередит эта мысль вернулась. «Откуда он узнал?» — подумала она, и ее
сердце бешено заколотилось.
— Бонни! Что с тобой?
— Мередит, — тихо сказала Бонни, — скажи, ты
говорила полицейским, что мы были именно в гостиной, когда наверху случилась
беда со Сью?
