Все это время Стефан стоял к нему спиной, прикрывая собой
Елену; лишь его голова была повернута к говорившему. После этих слов он
отвернулся. Он должен был понять, должен был догадаться. Прошлое настигло его.
Смерть Викки и Сью в конечном счете были на его совести. Именно он положил
начало цепочке событий, которые закончились их смертью.
— Катрина, — сказал он, снова поглядев на
белокурого. — Ты вампир, который обратил Катрину.
— Чтобы спасти ей жизнь, — ответил тот голосом,
каким разговаривают с тупицами, не способными усвоить элементарные вещи. —
Жизнь, которую отобрала твоя маленькая подружка.
Имя. Стефан напрягал память в поисках его имени, ведь
Катрина когда-то рассказывала о том, кто ее обратил, и говорила, как его зовут.
И вот в его сознании зазвучали ее слова: Я проснулась посреди ночи и увидела
перед собой человека, которого привела Гудрен, моя служанка. Его звали Клаус, и
я слышала от людей в деревне, что он знается с нечистой силой…
— Клаус, — тихо сказал белокурый, словно с чем-то
соглашаясь. — По крайней мере, так называла меня она. Она вернулась ко
мне, когда ее бросили два молоденьких итальянских мальчика. Она так много для
них сделала — обратила в вампиров, подарила вечную жизнь — а они отплатили ей
черной неблагодарностью и вышвырнули ее вон. Странно, правда?
— Все было не так, — сквозь зубы сказал Стефан.
— И что еще более странно — она так и не смогла
выкинуть из головы братьев Сальваторе. Особенно тебя. Она все время сравнивала
меня с тобой, и сравнение было не в мою пользу. Я несколько раз пытался выбить
из нее эту дурь, но все было напрасно. Может быть, мне надо было самому убить
ее? Не знаю. К тому времени я уже привык, что она рядом. Она никогда не была
особенно умна, зато была миловидна и знала толк в удовольствиях. Это я научил
ее. Я научил ее получать удовольствие от убийства. Правда, в конце концов она
немного повредилась рассудком, но в этом же нет ничего страшного? Я держал ее
при себе не за ее рассудок.
В сердце Стефана давно уже не было никаких следов любви к
Катрине, но он понял, что способен ненавидеть того, кто сделал Катрину такой,
какой она стала.
— Меня? Меня, дружище? — Клаус недоуменно ткнул
пальцем себе в грудь. — Это ты сделал Катрину такой, какой она стала.
Вернее сказать, твоя маленькая подружка, Катрина, теперь стала прахом. Пищей
для червей. К сожалению, твоя возлюбленная находится там, где я не могу до нее
добраться. Как выражаются философы-мистики, она вибрирует в горних сферах —
верно, Елена? Отчего бы тебе не повибрировать на земле, вместе с нами?
— Если бы я только могла, — прошептала Елена,
подняв голову и с ненавистью глядя на него.
— Как досадно. Пришлось забирать твоих подружек. Я
слышал, что Сью оказалась очень лакомым кусочком. — Он облизал
губы. — А уж Викки была настоящим деликатесом. Нежная, и при этом в самом
соку, с восхитительным букетом. На вкус — даже не семнадцатилетней, а
девятнадцатилетней выдержки.
Стефан сделал было шаг в его сторону, но Елена удержала его:
— Не надо, Стефан. Это его территория, и его сознание
сильнее, чем наше. У него есть власть над нами.
— Абсолютно верно. Это моя территория. Ирреальность. —
Клаус снова осклабился своей сумасшедшей улыбкой. — Территория, где самые
безумные твои кошмары бесплатно превращаются в реальность. Вот,
например, — продолжал он, пристально глядя на Стефана, — хочешь ли
посмотреть, как твоя возлюбленная выглядит сейчас на самом деле? Так сказать,
без косметики?
Елена едва слышно застонала. Стефан крепче прижал ее к себе.
— Сколько времени прошло с момента ее смерти? Шесть
месяцев? Известно ли тебе, что происходит с телом, пролежавшим в земле шесть
месяцев? — Клаус снова по-собачьи облизнулся.
Теперь Стефан понял. Елена задрожала, опустила голову и
попыталась вырваться из его объятий, но он ее не отпустил.
— Не бойся, — мягко сказал он ей. А потом
обратился к Клаусу: — Ты кое-что забыл. Я — не человек, который вздрагивает от
любого шороха или падает в обморок при виде крови. Я много знаю о смерти,
Клаус. Она меня не пугает.
— Великолепно. А возбуждает ли она тебя? — Голос
Клауса стал пьяняще-бархатным. — Разве это не восхитительно — вонь,
гниение, соки разлагающихся тканей? Неужели это не приводит тебя в экстаз?
— Стефан, пусти меня. Пожалуйста. — Елена дрожала,
отталкивая его обеими руками, и отворачивалась, чтобы он не видел ее лица. Она
почти плакала. — Пожалуйста.
— Единственная Сила, которой ты здесь обладаешь, —
это сила иллюзии, — сказал Стефан Клаусу. Он обнимал Елену так, что ее
волосы были прижаты к его щеке. Он чувствовал, что она меняется. Волосы,
прикасавшиеся к щеке, стали жестче, а все тело как будто съежилось.
— В некоторых почвах кожа твердеет, становится как
дубленая, — объяснил Клаус. Его глаза сияли, он улыбался.
— Стефан, я не хочу, чтобы ты на меня смотрел…
Не сводя глаз с Клауса, Стефан бережно отодвинул жесткие
светлые волосы и погладил Елену по щеке, не обращая внимания на то, что кожа под
его пальцами загрубела.
— Но чаще всего она, конечно, просто разлагается. Какой
увлекательный процесс! Облезает кожа, плоть, мускулы, расползаются внутренние
органы. Все возвращается в землю…
Тело Елены в объятиях Стефана съеживалось все больше. Он
закрыл глаза, крепче сжимая ее в объятиях. Его душу переполняла жгучая
ненависть к Клаусу. Иллюзия, всего лишь иллюзия…
— Стефан… — Это был сухой шепот, слабый, как
шуршание бумажного листка, гонимого ветром по тротуару. Шепот повис в воздухе,
а потом стих, и Стефан понял, что держит в объятиях груду костей.
— И вот чем все заканчивается. Двести с небольшим
легких в сборке деталей, к которым прилагается удобная вместительная
упаковка. — Из светового круга, с дальней его стороны донесся скрип. Белый
гроб начал открываться сам собой, его крышка повисла в воздухе. — Не
хочешь ли отдать ей последние почести, Сальваторе? Сходи и отнеси Елену туда,
где ей положено быть.
Стефан, дрожа, рухнул на колени и уставился на хрупкие белые
кости, которые держал в руках. Да, это была только иллюзия: Клаус контролировал
транс Бонни и показывал Стефану все, что хотел. Он не мог причинить Елене
никакого вреда, но ум Стефана, охваченный бешеной яростью и страстным желанием
защитить Елену, отказывался это понимать. Стефан бережно сложил хрупкие кости
на пол и осторожно провел по ним пальцами. Презрительно улыбнувшись, он
посмотрел на Клауса.
— Это не Елена, — сказал он.
— Это именно Елена! Я узнаю ее где угодно. — Клаус
раскинул руки и продекламировал: — «Знавал я женщину с прелестными костями…»
[4]