— Нет. — Капельки пота выступили на лбу Стефана.
Он блокировал в своем сознании голос Клауса и сосредоточился. Руки сжались в
кулаки, каждый мускул напрягся. Сопротивляться влиянию Клауса было все равно
что катить огромный валун вверх по склону. Но хрупкие кости начали дрожать, и
вокруг них разлилось слабое золотое сияние.
— «Тряпкам, костям и пучку волос… но дурак ее звал
королевой роз…»
[5]
Свет мерцал, плясал, соединяя кости. Теплый и золотой, он
окутывал, обволакивал их, когда они поднялись в воздух. Теперь на полу стояла
сияющая фигура без очертаний. Пот заливал глаза Стефана, его легкие были готовы
взорваться.
— «Глина лишь недвижна, верьте. Кровь гуляет дотемна…»
[6]
Вокруг сияющих плеч легли волосы Елены, длинные, шелковые,
золотые. Проступили черты лица, сначала размытые, а потом отчетливые. Стефан с
любовью восстанавливал все до малейшей детали. Пышные ресницы, маленький нос,
полуоткрытые губы, похожие на лепестки роз. Всю фигуру, словно тонкое одеяние,
окружал золотой свет.
— «И чашка с трещиной откроет путь в землю мертвых…»
[7]
— Нет. — Дурнота накатила на Стефана, когда он почувствовал,
что тратит последние остатки Силы. Грудь фигуры приподнялась, она начала дышать
и открыла лазуритовые глаза.
Елена улыбнулась, и Стефан почувствовал, как в него
вливается исходящий от нее подобный радуге луч энергии любви.
— Стефан! — Она держала голову высоко и гордо, как
и подобает настоящей королеве.
Стефан обернулся к Клаусу, который все это время безмолвно
смотрел на них.
— Смотри, — громко сказал Стефан, — это
Елена. Это, а не пустая оболочка, оставшаяся после нее в земле, — настоящая
Елена, и ты бессилен сделать с ней хоть что-нибудь.
Он протянул ей руку, Елена приняла ее и шагнула к нему. И
когда они прикоснулись друг к другу, он ощутил какой-то толчок и понял, что в
него вливается Сила. Они стояли рядом, держась за руки, и смотрели на Клауса.
Еще никогда в жизни Стефан не понимал с такой ясностью, что победил. Еще
никогда в жизни он не чувствовал себя таким сильным.
Клаус смотрел на них секунд двадцать, а потом впал в
бешенство.
Его лицо исказила гримаса ненависти. Стефан чувствовал, как
исходящие от него волны злой Силы устремляются на них с Еленой, и направил всю
свою энергию на то, чтобы противостоять им. Здание заполнил вой, вихрь темной
ненависти несся, сметая все на своем пути, пытаясь оторвать их друг от друга.
Свечи поднялись в воздух, подхваченные неистовым смерчем, их пламя погасло.
Сон, содрогаясь, начал разрушаться.
Стефан схватил Елену за руки. Ветер развевал ее волосы,
бросал их ей в лицо.
— Стефан! — Она кричала, отчаянно стараясь, чтобы
он ее расслышал. Потом он почувствовал, что ее голос звучит в его мозгу. —
Стефан, послушай меня! Есть лишь один способ его остановить. Найди жертву,
Стефан, найди одну из его жертв. Только его жертва знает…
Шум стал оглушительным, невыносимым, как будто сама ткань
пространства и времени поползла по швам. Стефан почувствовал, что руки Елены
выскальзывают из его рук. С воплем отчаяния он простер руки, пытаясь дотянуться
до нее, но схватил лишь пустоту. Борьба с Клаусом истощила его, и он больше не
мог управлять своим сознанием. Пришла тьма, и Стефан, закружившись, провалился
в нее.
* * *
Бонни видела все.
Это было странное ощущение. В тот момент, когда она
отступила, чтобы освободить Стефану путь к Елене, она словно бы перестала
физически присутствовать во сне. Она была не участницей действия, а сценой, на
которой оно разыгрывалось. Она все видела, но ничего не могла сделать.
В конце ей стало очень страшно. Она была не настолько
сильна, чтобы спасти сон от разрушения, и, когда все взорвалось, ее выбросило
из транса обратно в комнату Стефана.
Он словно мертвый лежал на полу, белый и неподвижный. Но
когда она попробовала перетащить его на кровать, его грудь приподнялась, и он
шумно вздохнул.
— Стефан! Ты в порядке?
Он обвел комнату безумным взглядом, как будто пытался что-то
найти.
— Елена! — сказал он и осекся. К нему возвращалась
память.
Его лицо исказилось. Секунду Бонни с ужасом думала, что он
сейчас заплачет, но он просто закрыл глаза и уронил голову на руки.
— Я потерял ее. Я не сумел ее удержать.
— Я знаю. — Бонни посмотрела на него, а потом,
собрав все свое мужество, опустилась возле него на колени и положила руки ему
на плечи. — Мне очень жаль.
Он резко вскинул голову. Зрачки его зеленых глаз так
расширились, что глаза казались черными, но в них не было слез. Ноздри
раздувались, губы приоткрылись, обнажив зубы.
— Клаус! — Он произнес это имя, как
проклятье. — Ты его видела?
— Да, — сказала Бонни, отодвигаясь от него. Она
сглотнула; желудок горел от изжоги. — Он ведь сумасшедший, да, Стефан?
— Да. — Стефан поднялся. — И его надо
остановить.
— Но как? — Теперь, когда Бонни собственными
глазами увидела Клауса, она гораздо сильнее боялась и была гораздо меньше
уверена в своих силах. — Как вообще его можно остановить, Стефан? Я и
близко не видела такой Силы, как у него.
— Но разве ты… — Стефан стремительно повернулся к
ней. — Бонни, разве ты не слышала, что Елена сказала в конце?
— Нет. Ты о чем? Я вообще ничего не слышала; в тот
момент там бушевало небольшое торнадо.
— Бонни… — задумчивые глаза Стефана, казалось,
были где-то далеко; он говорил словно сам с собой. — Но ведь это значит,
что, может быть, и он тоже ничего не слышал. Тогда он ничего не знает и не
будет нам мешать.
— В чем мешать? Стефан, о чем ты говоришь?
— Искать его жертву. Послушай, Бонни, Елена сказала
мне, что если мы найдем выжившую жертву Клауса, то узнаем, каким способом можно
его остановить.
Это было выше ее понимания.
— Но… почему?
— Потому что вампиры и их доноры… их жертвы на какой-то
миг обмениваются сознаниями. Это происходит, когда смешивается их кровь. И
порой жертва таким способом может что-то узнать о вампире. Так бывает не
всегда, но все-таки такое случается. Видимо, Елена знает, что когда-то это
произошло с Клаусом.