— Ты здесь, — плача, говорила Бонни. — Я могу
тебя потрогать, Елена!
А Елена выдохнула ей в ответ:
— А я могу потрогать тебя! Я здесь! — Она снова
схватила листья. — Я могу потрогать землю!
— А я вижу, как ты ее трогаешь! — Они могли бы
продолжать так до бесконечности, если бы не Мередит. Она стояла в нескольких
шагах, уставившись на них, ее темные глаза расширились, а лицо побелело. Она
издала сдавленный звук.
— Мередит! — Елена повернулась, протянула к ней
руки с прилипшими к ладоням листьями и раскрыла объятия.
А Мередит, которая держала себя в руках, когда тело Елены
обнаружили в реке, когда Елена, превратившаяся в вампира, возникла у нее в
окне, когда Елена в облике ангела появилась на поляне, — стояла молча, и
ее колотила дрожь. Она была готова упасть без чувств.
— Мередит, она не прозрачная! Ее можно потрогать!
Смотри! — Бонни в экстазе опять стала хлопать Елену по спине.
Мередит не шевелилась.
— Этого не может быть… — прошептала она.
— Может! Видишь? Это правда! — Бонни была на грани
истерики и сама это понимала, но ей было наплевать. Если уж у кого и было право
зайтись в истерике, так это у нее. — Это правда, это правда, —
нараспев кричала она. — Мередит, ну иди же сюда и убедись.
Мередит, по-прежнему не сводившая глаз с Елены, снова издала
сдавленный звук. А потом кинулась к ней одним судорожным движением, дотронулась
до ее кожи и убедилась, что ее руки касаются твердой плоти. Она заглянула Елене
в лицо. А потом, не в силах сдерживать себя, в голос разрыдалась.
Она плакала и не могла остановиться, и ее голова лежала у
Елены на плече.
Бонни радостно хлопала их обеих ладонями.
— Как ты думаешь, может, ей лучше что-нибудь
накинуть? — раздался голос, и Бонни, подняв голову, увидела, что Кэролайн
невозмутимо стягивает с себя платье. Она стояла в бежевой синтетической сорочке
так, словно ходить по лесу в нижнем белье было для нее привычным делом.
«Никакого воображения, — снова подумала Бонни, но на этот раз без всякой
досады. — Глупо отрицать, что в некоторых ситуациях отсутствие воображения
— огромный плюс».
Мередит и Бонни через голову натянули на Елену платье. В нем
она стала совсем маленькой, мокрой и немножко ненастоящей, как будто отвыкла
носить одежду. Но это была хоть какая-то защита от дождя.
Потом Елена прошептала:
— Стефан.
Она повернулась. Он стоял рядом с Дамоном и Мэттом, чуть в
стороне от девушек. Он смотрел на нее. Смотрел так, словно не только его
дыхание, но и вся его жизнь затаилась в ожидании.
Елена встала и сделала навстречу ему неуверенный шаг, потом
еще один, потом еще. Тонкая и какая-то неожиданно хрупкая в чужом платье, она,
чуть пошатываясь, шла к нему. «Как русалочка, которая впервые учится
ходить», — подумала Бонни.
Сначала он стоял, не шевелясь, а потом, когда она преодолела
половину разделявшего их расстояния, вдруг бросился к ней. Они встретились и в
порыве восторга упали в траву, сплелись в объятиях, изо всех сил прижавшись
друг к другу. Оба не произнесли ни слова.
Наконец Елена чуть отстранилась от Стефана, чтобы получше
рассмотреть его, а он, молча глядя на нее, обхватил ее голову ладонями. Елена,
громко рассмеявшись от счастья, несколько раз сжала и разжала пальцы, не сводя
с них взгляда, а потом запустила их в шевелюру Стефана. Они поцеловались.
Бонни без всякого стеснения любовалась ими, чувствуя, что
плачет от безумной, опьяняющей радости. У нее саднило горло, но это были не
горькие слезы боли — они были сладкими, и, плача, она продолжала улыбаться. Она
вся измазалась в грязи, насквозь промокла, но никогда в жизни она еще не была
так счастлива. Ей хотелось танцевать, петь, вытворять всякие безумства.
Потом Елена оторвалась от Стефана и окинула всех взглядом, и
лицо ее было почти таким же светлым, как и тогда, когда она появилась на поляне
в облике ангела. Она сияла, как звездочка. «Вот теперь ее уже никто не назовет
Снежной Королевой», — подумала Бонни.
— Друзья, — сказала Елена. Только одно это слово,
но его было достаточно, — этого слова и едва слышного всхлипа, который она
издала, протянув к ним руки. Через секунду все окружили ее, все пытались обнять
ее одновременно. Даже Кэролайн.
— Елена, — начала Кэролайн, — прости меня…
— Все в прошлом, — сказала Елена и обняла ее так
же радостно, как и всех остальных. Потом она схватила крепкую загорелую руку и
быстро прижалась к ней щекой. — Мэтт, — проговорила она, а он
улыбался ей, и в его глазах блестели слезы. «Он плачет не потому, что видит
Елену в объятиях Стефана, — подумала Бонни. — У него на лице счастье,
и только счастье».
И тут на маленькую группу упала тень — кто-то встал между
ними и лунным светом. Елена подняла глаза и опять протянула руку.
— Дамон, — сказала она.
Ее лицо светилось такой радостью и любовью, которым
невозможно было сопротивляться. «Или, по крайней мере, незачем
сопротивляться», — подумала Бонни. Однако Дамон, выступивший вперед, не
улыбнулся, а его глаза были такими же, как всегда, бездонными и непроницаемыми.
Ни один лучик звездного света, исходивший от Елены, не отразился в них.
Стефан посмотрел на него так же бесстрашно, как перед этим
смотрел на болезненно яркий золотой свет, исходивший от Елены. А потом, не
отводя взгляда, тоже протянул ему руку.
Дамон смотрел сверху вниз на них обоих, на их открытые,
смелые лица, на их протянутые в молчании руки. Руки, предлагающие дружбу, тепло
и доброту. Но ничто не отразилось на его лице; он не сделал ни единого
ответного движения.
— Ну хватит уже, Дамон, — негромко сказал Мэтт.
Бонни кинула на Мэтта быстрый взгляд и увидела, что он пристально разглядывает
сумрачное лицо охотника.
Не двигаясь с места, Дамон произнес:
— Я не такой, как вы.
— Ты отличаешься от нас не так сильно, как тебе хочется
думать, — сказал Мэтт. — Послушай-ка, — добавил он, и в его
голосе появились странные нотки: он словно бы подзадоривал Дамона. — Я
знаю, что ты убил мистера Таннера, потому что оборонялся, — ты сам мне об
этом сказал. Я знаю, что ты появился в Феллс-Черч вовсе не потому, что тебя
вызвала Бонни, — я своими руками разбирал волосы и знаю, что никакой
ошибки быть не могло. Ты больше похож на нас, чем хочешь это признать, Дамон.
Одного только я не могу понять — почему, почему ты не зашел в дом Викки, чтобы
помочь ей?
Дамон коротко и резко, почти автоматически, ответил:
— Меня никто не пригласил!
На Бонни нахлынули воспоминания. Вот они с Дамоном стоят у
дома Викки, а рядом звучит голос Стефана: «Викки, пригласи меня в дом». Но
Дамона никто не приглашал.
— А как же тогда туда проник Клаус?.. — начала
она, следуя за ходом своих мыслей.
