– В город пойдем? – спросил Мангус.
– В город, – кивнул Змеевольд и двинулся дальше, на ходу выбирая направление.
Вот и все, был отряд и его не стало. Никогда еще его экспедиция не оборачивалась столь неудачно. Да, он добыл то, что требовалось, но стоил ли этот приз такой платы?
С другой стороны, мессир Фрейн не раз помогал черным оркам, правда, небескорыстно, но в конце концов долг Змеевольда стал таким, что он был вынужден отдать его. И, может, хорошо, что с ним остался Мангус, а не Рарп, например, который был отличным рубакой, но не умел ходить по лесу незаметно. Мангус, может, не так хорош в бою, зато отличный разведчик.
– Командир, ты думаешь, это из-за Кесчина? – спросил Мангус через какое-то время.
– Полагаешь, он плохо смотрел?
– Нет. Он убил собаку, а ты сказал никого не трогать. Наверное, ты что-то почувствовал?
– Я не хочу об этом говорить, Мангус. Доберемся до города и там все обсудим. Ты, кстати, заметил, кто это был?
– Союзники, – криво усмехнулся Мангус. – Ингландцы.
– Что ж, мы первые перешли им дорогу, они этого не забыли. Но и мы теперь не забудем.
– Не забудем, командир.
124
После ухода отряда ночью герцог Лоринджер не находил себе места, поскольку слишком разволновался, чтобы уснуть. Он даже снизошел до деревенской перегонки и выпил ее из принесенной рюмки – наверное, единственной во всей деревне. Но кроме изжоги ничего не получил и, устроившись в так понравившемся ему кресле, дремал до рассвета, а затем оделся и вышел, надеясь развеяться в прохладе предутренних сумерек.
Во дворе на колоде сидел часовой и при виде герцога тотчас вскочил, но тот махнул рукой, дескать, не дергайся.
Часовой снова сел, а Лоринджер подошел к забору и, встав на лежавшие вдоль него бревна, выглянул наружу. Улица еще спала, но во дворах были слышны звуки, свидетельствовавшие о том, что в деревне вставали рано. Хлопали двери сараев, сонно мычали коровы. Где-то пели петухи, поскуливал пес и звенели цепи.
Стало светать, и Лоринджер полной грудью вдохнул свежий воздух, он уже забыл, когда мог наслаждаться такой красотой – вдали от городской суеты, в глубокой провинции, в чужой стране. А восход, он везде прекрасен.
Увлекшись созерцанием провинциальных красот, герцог проводил взглядом коров, которых выгнали хозяйки, и те сами послушно двинулись за деревню на луг. Потом прислушался к стуку топора где-то в соседнем дворе.
На крыльцо вышел хозяин дома и, широко зевнув, направился в отхожее место. Его жена уже вовсю гремела чугунками в кухонной пристройке, а двое работников переговаривались в коровнике. Потом Лоринджер услышал звон упряжи и увидел, как в деревню въезжает телега с поклажей, а за ней браво вышагивают его палубные пехотинцы.
«Золото! – пронеслось в голове Лоринджера. – Они нашли золото!»
Но в следующее мгновение вспомнил, что никакого золота нет, вместо него во всех сундуках были камни. Но что тогда везли на телеге?
– Эй, часовой, открывай ворота! – крикнул герцог, и стоявший на часах солдат стал выдергивать воротный засов. К тому времени, как телега подъехала, ворота были открыты и Бейб лично под уздцы завел лошадь во двор, и только теперь Лоринджер увидел трупы четырех черных орков, которые были нашпигованы арбалетными болтами.
Солдаты, заходя во двор, с облегчением валились на траву, а хозяин уже спешил к ним с ведром воды и кружкой, со страхом поглядывая на привезенный груз.
В воротах мялся мужичок, владелец телеги. Он ждал, когда ее освободят и дадут обещанные пять денимов.
– Без потерь? – спросил Лоринджер, пересчитывая солдат.
– Так точно, сэр, – кивнул Бейб. Он выглядел усталым, но довольным.
– Сколько их было всего?
– Шестеро. Главный и еще один успели броситься в лес. В них стреляли, но болт лишь чиркнул по доспехам.
– У них были сумки?
– У предводителя была кожаная котомка с ремнем. У остальных, вот извольте посмотреть, только поясные сумки для харчей и мелочи.
– Значит, это осталось у него, – задумчиво произнес герцог. – Ты, вот что, Бейб, отпусти мужичка. И скажи хозяину, чтобы подавали завтрак. После завтрака – час на отдых и потом идем маршем на Пронсвилль.
– Думаете перехватить их там, сэр?
– А почему нет? Город небольшой, что-нибудь придумаем.
125
Несмотря на немалую дистанцию в пятнадцать верст, лошадка неслась, не сбавляя шагу. Мартин, Ронни, Бурраш и Ламтак подпрыгивали на щедро выстеленной сеном телеге, стараясь не открывать рот, чтобы не прикусить язык, а возница меж тем подпрыгивал вместе с толстой войлочной шапкой.
Он, не переставая, улыбался с того самого момента, когда Мартин посулил ему серебро и даже дал вперед серебряный терций за быструю доставку к Пронсвиллю.
А перед этим они до темноты шагали по песчаной гриве, надеясь, по возможности, догнать противника, но засветло не получилось и пришлось заночевать. Но еще до рассвета продолжили марш и около полудня вышли к крохотной деревеньке на четыре двора, как раз в тот момент, когда к одному из домов подъезжал мужик на телеге.
– Хорошо бы их на транспорте обогнать, а? – предложил Бурраш.
– Сейчас решим вопрос, – пообещал Мартин и, поторопившись, перехватил владельца телеги, когда тот уже открывал ворота.
– Эй, приятель, заработать не хочешь?
– Не хочу, – буркнул мужик. – От вас одни убытки.
– Какие от нас убытки? – не понял Мартин. – Доставь нас в город, я тебе заплачу.
– Да ты знаешь, где этот город? Иди себе, у нас тут и так приключеньев выше крыши. За год меньше было, – огрызнулся мужик, а на крыльцо его дома вышли жена и старший сын, лет восемнадцати. Оба с дубинами.
Тем временем, подхватив лошадь под уздцы, мужик стал заводить ее в ворота.
– Плачу серебро и вперед! – громко объявил Мартин, прикинув по виду мужика и его хозяйства, что такие деньги здесь редко водились.
– Тпру, окаянная! – крикнул мужик, осаживая лошадь, которая с охотой шла во двор, чтобы ее распрягли и поставили в сарай к овсу и колодезной воде.
– Чего сказал, мил человек? – переспросил мужик.
– Вот тебе серебряный терций, доставь нас в город, – сказал Мартин, передавая мужичку монету. Тот мигом ее схватил, подбросил и снова поймал, потом хохотнул и стал толкать лошадь в морду, чтобы та пятилась на улицу, однако лошадь сопротивлялась, понимая, что ее после возвращения с одной работы хотят поставить на другую.
Животное мотало головой, стало недовольно ржать, но мужик что-то пошептал ей на ухо, похлопал по шее, и лошадь прекратила сопротивление и дала вывести себя на улицу.
