— Бутылка кончится, седьмая, — ухмыльнулся Скрипач.
— А у нас вторая есть, — отозвался Ит.
— Ой, да иди ты…
* * *
Бутылку прикончили еще засветло. В восемь вечера засобирались — Скрипач кое-как вытащил из ванны розы, попутно исколов руки шипами; Ит сунул в рюкзак шампанское, сыр и вторую водку.
— Коржики возьми, — посоветовал Скрипач, заворачивая розы обратно в газету.
— Да ну, — отмахнулся Ит. — На утро оставим.
— Тогда ладно… Блин, ну неужели нельзя вырастить какой-нибудь неколючий сорт?! — вызверился Скрипач. — Что за…
— Давай я. — Ит сунул ему рюкзак, разложил газеты на полу.
Сейчас ему было очень хорошо. Немного шумело в голове от выпитого, слегка сбоила координация — но это ерунда, если сравнивать с появившимся теплом и покоем. Мысль о Маден, оставшейся в обществе Орбели, грызла гораздо меньше, мысли о работе, ради которой они сюда, собственно, и прибыли, вообще витали где-то очень далеко, и сейчас, в данную минуту, он ощущал то, ради чего стоило, пожалуй, потерпеть и все остальные мысли, и эти унизительные тесты, и прежнее отчаяние.
Он наслаждался минутой.
За чистым окном — тихий, ласковый московский вечер, летний, неспешный. Огромная мирная река, ленивые голоса, иногда — шум проезжающих машин. Внизу, скорее всего в кулинарии, играет плохо различимая мелодия. Продавщицы, отпустив основных клиентов, слушают радио. «Только с тобой… свиданья с чистой и невинной судьбой… и васильковые глаза предо мной… сияют ярче, чем огни… Ты вдохновение мое… И я обязан сохранить…» Какое-то танго, скорее всего что-то новенькое. Давно не были, давно, и поэтому сейчас особенно хорошо — вот так.
— Ты заснул, что ли? — мрачно спросил Скрипач из прихожей.
— Сейчас, — отозвался Ит, поспешно заворачивая свежие упругие розы в промокшую газету. — Уже иду.
«Мы дома, — подумал Ит, идя следом за Скрипачом к лифту. — Как это ни парадоксально, но мы и в самом деле дома. Ну, или почти дома. Казалось бы, при чем тут прежняя инкарнация?»
* * *
Они слишком хорошо знали ее расписание, чтобы приходить раньше восьми. Это не имело смысла. Роберта Ольшанская, ныне занимавшая должность начальника отдела структурного анализа и являющаяся почетным академиком института им. А. Конаша, раньше восьми дома не появлялась никогда. После работы, заканчивающейся в шесть, она наскоро ужинала в столовой, а затем отправлялась или обратно, в свои лаборатории, или на какие-нибудь совещания, или в переговорную, для беседы с сотрудниками из отдаленного филиала, или… впрочем, это было неважно.
Домой Роберта уже давно не спешила.
Потому что не было смысла спешить.
Дома ее никто не ждал.
Уже очень много лет Роберта Михайловна Ольшанская жила одна в своей роскошной трехкомнатной квартире на двадцать первом этаже «централа» высотки на Котельнической. Эти квартиру ей сгоряча дали тридцать девять лет назад — вместе с государственной премией, вместе с докторской степенью, которую она получила в обход кандидатской, вместе с должностью в Официальной службе, вместе с полным пакетом социальных и медицинских услуг.
Все они тогда испытывали воодушевление и подъем. Роберта, в которой на короткое время проснулись совершенно ей несвойственные женские желания, даже немного исправила форму носа и подкорректировала фигуру, по ее словам — помолодела и похудела.
Однако дальше дело не пошло.
Слишком много было работы.
А потом…
* * *
Все открылось пятнадцать лет назад. Тогда они в очередной раз выклянчили правдами и неправдами назначение на Терру-ноль, наскоро закупили подарки, и приехали. Дома предстояло пробыть неделю, дальше их ожидала работа инструкторами в одном из базовых адаптационных лагерей Официальной службы. Три месяца поистине райской жизни — лучше любого отпуска. Тогда еще была жива Эдри, которая могла отдать такое назначение им двоим.
…Теперь подобные сказочные назначения доставались только людям…
Первый раз встретились с Робертой на следующий день, наскоро, в холле первого этажа; с трудом уговорили подождать десять минут; Скрипач смотался домой, притащил ей сумку, в которой лежали «сувениры» для нее и для Гриши. Ит еще в тот момент обратил внимание, что улыбается она несколько напряженно, но спрашивать не стал, все они в тот момент торопились. Ночью Скрипач куда-то исчез и вернулся лишь под утро, сонный, задумчивый и немного пьяный.
— Где тебя носило? — упрекнул его Ит, справедливо подозревая, что рыжий, по своему обыкновению, решил навестить грузчиков и завис с их веселой компанией.
— Ммм… я был у нее, — сообщил Скрипач негромко.
— Что?! — Ит аж задохнулся от возмущения. — Ты охренел? Рыжий, опомнись, что ты делаешь?! Она же замужем и…
— Уже нет, — хмыкнул Скрипач. — Теперь уже нет.
— Как?..
— Ну вот так. — Скрипач сел на кровать рядом с Итом, строго посмотрел на него. — Тут, понимаешь, такое дело…
— Не понимаю, — покачал головой Ит. — У них же все нормально было.
— Нормально и есть, — пожал плечами Скрипач. — Именно, что нормально. Только он уже почти два года живет во внешке, а с ней даже не связывается.
— Он ее бросил?
— Да нет, — дернул плечом Скрипач. — Просто разошлись. Берта говорит, что ничего не осталось. Не сразу, постепенно. Он ведь ушел не к кому-то, а просто ушел — от нее.
Ит покачал головой.
— Я до сих пор помню, как она тогда радовалась, — еле слышно произнес он. — Ведь ей же очень этого хотелось…
— Да, все так, — согласился Скрипач. Стащил ботинки, забрался на кровать. — Тогда радовалась. А сейчас… Ит, я за нее испугался. Она… из нее словно воздух выпустили. И это не из-за Гришки, это почему-то еще.
— Вы…
— Ну да, мы, — огрызнулся Скрипач. — Да, да, да, если для тебя это настолько важно. По старой памяти. Только знаешь, мне кажется, что с нами то же, что и с ней. Что-то в нас перегорело. Или сломалось.
Ит задумался. Возможно, рыжий прав — действительно, так и есть. И перегорело, и сломалось, и износилось. Радость, пожалуй, была только от Маден, все прочее, весь остальной мир словно выцвел, потерял смысл и значение. Он вспомнил свои прежние аналогии, ту же ледяную глыбу, заполнившую собой душу, и его словно кольнуло изнутри — уж больно неприятным оказалось открытие.
— Рыжий… — прошептал он едва слышно. — Знаешь… черт-те что. Это не ты меня тогда спас. Это я тебя тогда убил. И ее убил. И…
— Чего? — опешил Скрипач.
— Ты же сам видишь. Пустота. Мы все снова оказались в пустоте. — Ит сел, запустил руки в волосы. — Даже Ри, и тот оказался, ты заметил? У него вообще главная цель в жизни — прятать Джесс от Марии. Бродит как тень, оживает только тогда, когда к Джесс собирается. Что мы наделали, а?..
