— Раз, два, три. Начали, — пробормотала Таня с печальной
усмешкой.
Глава четырнадцатая
Москва, 2006
При регистрации Соне выдали какую-то карточку и сказали, что
она может пройти в ланж.
— А что это такое? — спросила Соня.
— Комната отдыха для пассажиров бизнес-класса. Но вы всё
равно не успеете. Посадка уже идёт.
После длинной очереди к пограничному контролю Соня очутилась
в узком пространстве перед девушкой в униформе, и тут вдруг у неё началась
паника. Девушка долго листала её новенький загранпаспорт, внимательно
разглядывала Соню через систему зеркал.
«Слишком быстро сделали паспорт и визу, — думала Соня, —
сейчас окажется, что все фальшивое. Мама все удивлялась, что сразу дали годовую
визу, да ещё без всякого собеседования. Так не бывает. Кулик — проходимец,
Зубов — авантюрист, я идиотка, я хочу домой, на свой диван!»
— Цель поездки? — спросила девушка.
— Меня пригласили участвовать в исследованиях по апоптозу.
— По чему? — девушка недоуменно подняла брови.
— Апоптоз — это запрограммированная гибель живой клетки, —
потея и ненавидя себя, пробормотала Соня.
— Цель поездки деловая, — девушка хлопнула печать и
протянула паспорт, — счастливого пути.
«Я успокоилась. У меня всё в порядке. Нет никакого
гилозоического синдрома. Такой болезни не существует. Я сама её себе придумала.
Просто я впервые в жизни лечу за границу и волнуюсь. Это нормально. Господи,
куда я положила паспорт и посадочный талон?»
На плече у неё висел папин портфель, перед отъездом она
нашла и прицепила к нему длинный ремень. Он оказался слишком длинным, к тому же
постоянно сползал с плеча и цеплялся за концы шарфа. Шарф был новый, и куртка
новая, и джинсы, и свитер. Все это они с мамой купили перед отъездом, и все это
Соне теперь не нравилось, хотя вчера казалось таким красивым и удобным.
В портфеле лежал ноутбук и ещё куча всего. Мама купила ей
кожаную косметичку, какую-то особенную щётку для волос, заставила взять
отдельную сумочку с лекарствами, если вдруг в самолёте заболит голова, живот,
горло, ухо, начнётся насморк и кашель.
Паспорт и посадочный талон торчали из наружного кармана.
«Прекрати беситься!» — зло скомандовала себе Соня и
медленным шагом направилась к парфюмерным витринам, рассеянно нюхала разные
духи, пока не перестала чувствовать запахи, хотела выпить кофе в баре на втором
этаже, но объявили, что посадка на её рейс заканчивается. Она вдруг пожалела,
что не купила духи. Побежала назад, промчалась мимо парфюмерных витрин, не
заметив их, испугалась, обнаружила, что бегает по кругу, и нашла ворота под
нужным номером, когда там осталось не больше пяти человек.
— Пожалуйста, побыстрей, посадка заканчивается.
— Девушка, сапоги снимите. Не надо босиком, там есть бахилы.
Это у вас компьютер? Будьте добры, откройте и включите.
Всё было безупречно вежливо и слегка унизительно. Пока Соня
включала и выключала компьютер, портфель выехал на ленте и, задетый лотком с
чьей-то шубой, упал. Содержимое вывалилось на ленту и на пол.
— Если можно, пожалуйста, быстрей.
— Извините, я сейчас.
Чтобы все собрать, надо было куда-то поставить компьютер. На
ленте появился лоток с её сапогами.
— Девушка, вы всех задерживаете!
Чьи-то руки помогли ей сложить барахлишко в портфель,
подняли книгу, которую она взяла читать в самолёт.
— «РИЭМБ в воспоминаниях и документах», — произнёс мягкий
мужской голос возле её уха, — что такое РИЭМБ?
— Российский институт экспериментальной медицины, —
расшифровала Соня, положила компьютер в портфель, села, чтобы обуться, и
подняла наконец глаза.
— Спасибо большое!
— На здоровье. Давайте я подержу вашу куртку.
Перед ней был Иван Анатольевич Зубов собственной персоной.
— Есть возможность выкурить последнюю сигаретку, — сказал
он, подмигнул и протянул Соне её пачку, только что поднятую с пола.
Пока они шли, пока курили в стеклянном загоне, он смотрел на
неё и улыбался.
— Я должен был вылететь позже, но в последний момент моё
руководство все переиграло. Вот, лечу с вами. Чуть не опоздал на самолёт, даже
собраться толком не успел.
— Иван Анатольевич, я хотела спросить, кто-нибудь ещё из
русских биологов входит в группу?
— Должно быть, ещё двое или трое, но их кандидатуры пока не
утвердили. Вы первая.
— Почему вы не пригласили Бориса Ивановича?
— Я уже говорил вам, проект засекречен, а Борис Иванович,
как вы знаете, фигура публичная, много выступает по телевизору, по радио, даёт
интервью и не всегда себя контролирует.
Это было правдой. Соне стало немного обидно за Бима, но
ничего возразить она не могла и спросила:
— Я должна буду дать подписку о неразглашении?
Зубов одарил её очередной неотразимой улыбкой.
— Софья Дмитриевна, я ужасно не люблю говорить о делах в
дороге. Знаете, иногда аэропорт, самолёт оказываются единственным местом, где
можно отдохнуть и расслабиться. Потерпите. Скоро все узнаете. А сейчас нам уже
пора.
Стюардесса указала им места в первом салоне, забрала верхнюю
одежду, повесила на плечики в специальный шкаф.
— Хотите сесть у окошка? — спросил Зубов.
— Да, спасибо.
Соня села, вытянула ноги.
Теперь можно отдохнуть. В ближайшие три часа она точно
ничего не потеряет и нигде не заблудится. Наверное, Зубов прав. В дороге лучше
о делах не говорить и не думать.
Он уселся рядом, пристегнул ремень, достал глянцевый
аэрофлотовский журнал, принялся листать.
У Сони в портфеле защебетал телефон. Она долго искала его,
наконец нашла.
«Софи! Софи! Софи!!!»
Это было послание не от шоколадного Пети. От Нолика.
— Пожалуйста, не забудьте пристегнуться и отключить телефон,
— сказала стюардесса.
— Да, конечно.
«Нолик, я правда тоже тебя люблю! Не скучай».
Телефон пискнул и выключился.
