– От несунов?
– Ага. Это мы так этих… как яго… кон-тра-бан-дис– тов – во! – по-простому зовем. Ходят такие, выглядывают, где секреты засели, а потом все несунам подробно обсказывают за денежку малую. Бывает, еще собачку ученую впереди пустят или мальца несмышленого. Всяко исхитряются, сволочи!
– Так! И что делают с такими?
– Дык что, взашей его, и всех делов. Гумагу на него еще изводить, мороки больше.
– Тогда так. Ему (кивок на бомжеватого вида дедушку) оформите пинок пониже спины, секрет на другое место. Верно, Василич?
– Так точно, вашбродь!
Старший унтер энергично раздал ценные указания, и, уже отъезжая, корнет увидел размашистое «напутствие» тяжелым сапогом в исполнении старшего дозора.
Глава 7
К концу лета Александр уже сбился со счета – столько он повидал нарушителей. В основной своей массе они не сильно отличались от того самого бомжеватого дедушки-«коневладельца». Все как один плохо говорили на русском, невыносимо страдали от потери своей четвероногой собственности (вот тут было некоторое разнообразие – кто-то искал корову, а кто-то и козой обходился) и старательно кланялись при виде офицера, который теперь к ним близко и не подходил (одного раза хватило за глаза). Контрабандисты тоже попались, целых пять штук: в первый раз, несмотря на то что их было четверо, обошлось по-тихому (трудно спорить, когда на тебя берданку наставили и только и ждут повода спустить курок), а вот во второй раз пришлось немного пострелять – уж очень шустрый несун попался, полчаса за ним бегали.
Солдатам очень понравилось выражение «оформить пинка», и данное действие быстро стало одной из негласных, но просто-таки обязательнейших традиций. Еще больше им понравился другой приказ корнета: тех задержанных, кто покрепче, отпускать только после сеанса «трудотерапии» – дров натаскать или песка с щебнем для отсыпки дорожек, с выгребными ямами вдумчиво поработать, сена покосить, мусор какой убрать, подмести. Занятие находилось всем, а уж как укрепился авторитет командира второго взвода! Тем более что все уже попривыкли к тому, что именно он постоянно находится в отрядной канцелярии или где-то рядом, в отличие от штаб-ротмистра Блинского или корнета Зубалова. Командир заставы своим присутствием ее обычно не баловал, отметится на утреннем разводе – и в Ченстохов, по важным и неотложным делам (по слухам – новая пассия) или на отдых от важных дел. А его благородие корнет Зубалов жил и служил (и даже дышал) в ожидании отставки и лишнего на себя не брал: с утра в канцелярии, потом объезд дистанции, и все – остаток дня «дежурил» на своей квартире. А меж тем причины такого повышенного трудоголизма князя были донельзя банальны: во-первых, в канцелярии было прохладно, а на улице и в тени доходило до плюс тридцати. Солдатам еще удавалось походить нараспашку (особенно в дозорах), а вот офицерам это категорически воспрещалось, расстегнутый и без фуражки корнет вызвал бы настоящий шок и волну слухов. Хочешь ходить в одной рубашке – делай это дома, а на службе офицер должен быть застегнут на все пуговицы. А во-вторых, занимаясь оформлением разного рода документов, Александр заодно и систематизировал накапливающуюся понемногу информацию: рядом с какими хуторами чаще всего случаются стычки, какие участки дистанции у несунов самые любимые, средняя численность и тактика контрабандистов, наиболее удобные маршруты для караванов, виды и стоимость запрещенных товаров, общие сведения о местности. Даже макет местности потихоньку создавать начал. Было еще и в-третьих, к сожалению. Стала приходить боль, вначале потихоньку, покалыванием в висках, затем сильной мигренью и неожиданными спазмами. Все чаще и чаще приходилось вызывать холодное безразличие к окружающим, чтобы не сорваться. В такие часы он просто запирался в офицерской комнате, пережидая очередной приступ, или уходил в ближайший лесок и долго стоял там, привалившись к облюбованному дереву. Посетив местного лекаря, господина Матисена, получил твердое убеждение – лучше умереть самому, чем воспользоваться помощью этого коновала и сдохнуть после устроенного им кровопускания.
Узнать верное средство от головной боли довелось случайно и благодаря контрабандистам. В один из дней голова начала разламываться уже с утра, моментом переведя настроение в минус. Едва он оделся, прибежал запыхавшийся вестовой с неприятной новостью: стрельба на седьмом посту!
«Опять седьмой. Им там что – медом намазано?»
На полпути к канцелярии корнета перехватил старший унтер – с пояснениями. Все оказалось не так важно и срочно, как можно было ожидать: обстреляли конного объездчика – три или четыре выстрела, все мимо. Так что никто не пострадал, даже, хе-хе, штаны объездчика. Разведка, разумеется, никого не нашла, что никого и не удивило. Так сказать, обычные будни пограничной службы.
– Так что, вообще ничего не нашли?
– Ну, лежку-то ихнюю отыскали, гильзы там, в какую сторону ушли. Толку с того, ищи теперь ветра в поле.
«Чем на заставе торчать, лучше прогуляться. И пехом, а не в седле».
– Вот что, Семен Василич, организуй мне провожатого, хочу своими глазами на все посмотреть.
– Воля ваша, Александр Яковлевич, только было бы на что смотреть.
В попутчики-телохранители почти добровольно вызвался унтер младший по имени Григорий. Не спеша вышли, не спеша пошли.
– Вот отсюда они палили, вашбродь. Вот, гляньте – гильзы в землю втоптали, торопились, видать, ироды.
«До тропы, где передвигался, не шибко торопясь, кстати, объездчик, метров… ну пускай двести, я не жадный. Четыре выстрела, и все мимо. Пугали или стрелок слепой и косорукий? Зачем стреляли, тоже непонятно».
На обратном пути князь внезапно понял, что у него уже давно ничего не болит. Благодать-то какая! Словно по заказу подвернулась живописная полянка, с ручейком по самому краешку и удобной лавочкой в виде давно подрубленной под самый корень сосны. Унтер словно заранее знал, что командир остановится именно здесь, и, пока Александр расстегнул и скинул на землю китель, уже закончил выкладывать на расстеленный кусок полотна нехитрую снедь: вареные яйца, лук, хлеб и соль.
– Вот, вашбродь. Ежели не побрезгуете?
– Благодарю.
Унтер заметно оторопел от его аппетита, видимо, по его представлениям, командир должен был лишь брезгливо поморщиться. Ага, щас! Закончив ранний ужин первым (вернее, проснувшаяся совесть все же заставила оставить немного и Григорию), офицер сходил и напился холодной, до боли в зубах, ключевой воды. Возвращаясь, зацепился взглядом за две медали на груди унтера.
«За храбрость. Гм, время пока есть, настроение хорошее. Почему бы и не полюбопытствовать?»
Как расцвел его сотрапезник, услышав вопрос! Куда только и девалась его угрюмость и немногословность. Корнету с ходу поведали об эпическом сражении Григория, тогда еще ефрейтора, и трех «контрабасов», в котором он, несмотря на пробитое пулей навылет плечо, умудрился убить одного и скрутить остальных, а потом еще и дождался подмоги, истекая кровью. Полгода на излечении, а по возвращении героя ожидала заслуженная награда в виде медали и премия – целых три рубля! Когда же Семен Васильевич стал старшим унтером, вспомнили про Григория еще раз, и он подрос в чине до младшего унтер-офицера.
