— Вы молодцы, — ответил Сэм, проигнорировав ее намек. — Правда! Я очень рад, что вы рядом с теми, кому это необходимо. — Мы всегда рядом, Сэм, — сказала Эвери.
Любовное письмо
…
Дорогой Сэм,
мне нравится идея, что я на йоге. Наверное, именно так я себя и ощущаю. Возможно. Трудно сказать. Знаю, ты ответишь, что я не могу ничего ощущать, но мне кажется, это не так. Давай сформулирую заново: мне кажется, что я чувствую себя так, будто я на йоге. Занятие обычно заканчивается шавасаной — позой расслабления. Ты лежишь, вытянувшись на своем коврике, и погружаешься в дремоту, но в то же время бодрствуешь. То есть ты там, но в то же время и не там. Вот в точности мое ощущение сейчас. Я здесь, но одновременно и не здесь.
Я понимаю, что отличаюсь от других, ведь в моей электронной памяти есть информация о нашем сервисе. Вот почему, хоть я и думаю, что жива, я осознаю, что мертва. Жаль, все наше электронное общение сводилось к разговорам о «Покойной почте». Прекрасно, конечно, что мы жили и работали вместе и вообще все время проводили вместе, но теперь приходится за это расплачиваться. Начни мы с удаленных отношений, представляешь, сколько тем для разговоров было бы у нас сейчас?
Кажется, я по тебе скучаю.
С любовью,
Мередит
Пенни находит успокоение
Тяжело было наблюдать, как Пенни стремительно слабеет. Объяснений ее состоянию было много: одно лекарство вообще не действует; другое устраняет симптомы, но приводит к осложнениям; третье сработало бы, но ей нельзя его принимать. В итоге все сводилось к тому, что она уже в очень почтенном возрасте. Рассудок тоже все чаще подводил ее. То она понимала, где находится, и узнавала всех, то не могла назвать своего имени. Дети Пенни перемещались между больницей, собственными домами и квартирами, где их приютил Сэм, в строго согласованном и аккуратно выверенном порядке, словно команда синхронного плавания. Кто-то уходил, кто-то был в дороге, кто-то общался с врачами, кто-то возвращался домой проверить, как поживают его собственные дети, кто-то привозил продукты и лекарства, кто-то убирал в квартире Пенни, Сэма и салоне. Сэм понял, как полезно иметь много детей, подумав о том, что он у отца один. Его поражал этот постоянный водоворот, в центре которого находилась Пенни, будто пчелиная матка в улье, готовая принять все, что принесут ей рабочие пчелы. Никто из них не задерживался надолго. Они прилетали, оставляли то, что привезли ей, и снова исчезали. Сэм не понимал этой суматохи, но Пенни, кажется, была не против. В конце концов, она вырастила пятерых детей. Уж она-то знала, что такое настоящий хаос!
Сэм улучал моменты затишья и навещал Пенни именно тогда. Чтобы побыть с ней наедине. Чтобы побыть одному. Теперь он много времени проводил в больнице, избегая своей квартиры и салона. Он сидел то с Джошем, то с Пенни, предаваясь уединению. Оставшись один дома, он никогда не ощущал себя одиноким, даже в детстве. Дома есть книги и компьютер, а на работе ждут дела, телефонные звонки и электронные письма — целая толпа живых и мертвых, требующая его внимания. В больнице же он просто сидел в палате, прислушиваясь к вдохам и выдохам, размышляя о зыбкой грани между сном и комой, между тем миром и этим. Сложно достичь еще большего ощущения одиночества.
Как-то днем, когда ни одного из детей поблизости не было, Пенни проснулась и узнала его:
— Сэм, ты здесь!
— Разумеется.
— Я так рада тебя видеть!
— Как вы себя чувствуете?
— Паршиво, а ты как?
— Тоже паршиво.
— Бедный мой Сэм! Мне-то станет лучше, ведь я скоро умру, а тебе еще придется пожить. — Казалось, Пенни искренне сочувствует тому, что Сэм вытянул несчастливый билет.
— Да, но я по крайней мере здоров. Мне жаль, что вы…
— Старая? — подобрала слово Пенни.
— Вроде того.
— Не стоит сожалеть. Старость и смерть не победить, но ты подобрался к ним ближе, чем кто-либо.
— В каком смысле?
— Ты изобрел «Покойную почту».
Сэм хмыкнул:
— Я собираюсь закрыть ее.
— Не может быть! Но почему?
— В действительности программа никому не помогает. Она быстро надоедает людям, поскольку не оправдывает их ожиданий. От нее только хуже.
— Чепуха! Все обожают ее! Твои клиенты показались мне такими счастливыми оттого, что могут приходить к тебе в салон.
— Она разрушила мою жизнь, — довершил Сэм. — Если б я не изобрел «Покойную почту», я не потерял бы Мередит.
— Нет, Сэм, причина вовсе не в этом.
— Именно в этом. Если бы она не общалась с Ливви через «Покойную почту», их пути с той свиньей ни за что не пересеклись бы.
— Сэм, то была трагическая случайность…
— И чтобы быть совсем точным, — перебил ее Сэм, — это — мое наказание. Мередит отняли у меня в обмен на «Почту для мертвых».
— Вряд ли ты сам в это веришь.
— Я был жадным, — всхлипнул Сэм. — Я наживался на чужой боли. Я убедил людей, что ада не существует, и вверг их в грех. Я возомнил себя Господом Богом, решил, что пересилю судьбу и саму смерть, решил, что перехитрю время. Я разрушил преграду между возможным и допустимым. Я знаю, что за такие вещи полагается наказание. Вот я его и получил! — закончил он, рыдая.
— Сэм, дорогой, ну что за ерунда?! — сказала Пенни.
— Почему ерунда? — Сэм пытался перестать плакать, но не мог. Все, что накопилось на душе, наконец вырвалось наружу.
— Жизнь полна трагедий, Сэм. Случайных, кошмарных, несправедливых, бессмысленных, необъяснимых трагедий. Иногда ты просто оказываешься там, куда падает свинья. Без всякой на то причины. И это ужасно. Что поделать? Никто не в силах этому противостоять. Кроме тебя. Ведь ты помогаешь всем пережить этот шок.
— Откуда вам знать? Вы даже не пользовались моим сервисом.
— Нет, не пользовалась, но мои дети придут к тебе в салон. Понимаешь? Это твой подарок всем нам.
Сэм не понимал.
— Твой сервис предназначен не для живущих и не для мертвых, а для умирающих. Это как похороны. Считается, они для тех, кто умер, но на самом деле они для семьи и друзей.
Сэм кивнул.
— Так же и с «Покойной почтой». Кажется, будто она создана для живых, хотя она для нас — тех, кто умирает. Этот процесс перестал быть трагичным. Теперь нам легче переносить физическую боль. А боль от сожалений… Они ведь преследуют человека всю жизнь, не только в самом конце. По-настоящему тяжело умирающему смотреть, как страдают его близкие, осознавать, что он скоро их покинет, освободившись от мучений, а вот их мучения утроятся. Они должны будут справляться одни, ведь тебя уже не будет. Кем, думаешь, легче быть? Мередит или Сэмом, умершим или оставшимся? Понимаешь, о чем я? Но ты, Сэм, изменил правила игры, свел на нет страдания последних дней. Теперь я знаю, что смогу утешить детей даже после того, как умру. Они не потеряют меня полностью. От сознания этого нам всем спокойней. Теперь я могу уйти с миром, попрощавшись с ними, провести последние часы, смеясь и предаваясь воспоминаниям, а не рыдая и создавая повод для большой вечеринки соболезнований. Ты дал людям возможность попрощаться. Это щедрый подарок. Теперь я ухожу, зная: если я что-то им не сказала, то еще смогу сказать после смерти.
