- Пошла на ***, сука! - заорал из-за спины Хантер.
Не оборачиваясь, Колдун поинтересовался:
- Почему вы думаете, что это самка?
- Во-первых, разуй глаза - видишь, у нее тощие сиськи висят, как у старой негритянской шлюхи? Во-вторых, они все сучки.
- В смысле?
Хантер, физиономию которого украшал свежий ожог, присел рядом и злобно уставился на серокожую. Та спокойно смотрела на пленников своими невероятными глазищами.
- В смысле, они, цверги. Они все бабы. Когда я еще промышлял в Германии, парни нашли под Мюнхеном целую колонию. Выкурили их на поверхность газом, ну и...
- Что «и»?
Охотник гнусно ухмыльнулся и продемонстрировал, что. Колдун поморщился.
- Как же они размножаются? Или ваши парни их потом отпустили?
Ухмылка Хантера сделалась шире.
- Ага, еще и поцеловали на прощание... А размножаются они очень просто. Поймают мужика, человека, в смысле. Сожрут, причем обязательно всей стаей. И от этого залетают.
Колдун недоверчиво хмыкнул.
- Хантер, извините, но это подозрительно смахивает на городскую легенду. Вроде ферм, где кадавры откармливают людей на фарш для бургеров...
Охотник резко крутанулся на месте, ухватил Колдуна за ворот рубашки и, притянув к себе, зашипел:
- Слушай, пацан...
Однако высказаться Хантеру опять помешали. Из одного из боковых отнорков вынырнула новая тварь, и охотник издал возмущенный рык: тварь щеголяла в его, Хантера, сапогах. Сапоги явно были велики цвергине, так что она подволакивала ноги, до комизма напоминая старого ревматика. Тварь, гордая обновкой, продефилировала мимо клетки и присела рядом со своей подругой. Зыркнула на Хантера, убедилась, что тот вне себя, и, нежно заворковав, принялась ластиться к первой красотке. Та к ласкам отнеслась сдержанно, но новоприбывшая ничуть не смутилась холодным приемом. Она мурчала, и урчала, и гладила шишкастый череп своей подружки, и вылизывала ее длинным желтым языком. Колдун не выдержал и захихикал.
- Они над нами издеваются.
- У них мозгов не хватит. Просто предчувствуют, как сейчас нажрутся нашим мясом и будут щениться.
- Хантер, вы уверены, что мясом? По-моему, они нас провоцируют...
Охотник тяжело уставился на Колдуна.
- А Батти насчет тебя был прав.
- Прав в чем?
- Я, когда ты отрубился, высказался в том смысле, что нахрен нам сопляка навязали на шею. А железный болван ответил, что ты намного старше, чем кажешься.
Тут уж Колдун не выдержал и расхохотался в голос. Его смех спугнул тварей. Они синхронно подскочили в воздух - причем со второй при этом свалился сапог - и порскнули в темный ход. И снова Колдун и Хантер остались одни, не считая молчаливых и бдительных черепов.
Наземники просто помешаны на своих Теплых Местах. Куда ни придут, там и сделают Теплое Место, хотя в Общинном Доме и без того не холодно. Сиби еще больше уверилась в мысли, что Теплые Места - это что-то вроде Экспозиции у наземников. Такая преданность прекрасному не могла не вызвать уважения, но делать Теплое Место из Старого - очень глупая затея. Он уже укусил длинного наземника и искусал бы и второго, если бы двоюродные сестрички не прибежали и не успокоили Старого. Затем сестрички разошлись по делам, а Сиби осталась. Наземники будили ее любопытство. Во-первых, хотелось посмотреть, как они, настолько верные своим Экспозициям, оценят Главную Экспозицию Общинного Дома. Во-вторых, было просто интересно. Все-таки Сиби сама их поймала. То есть с помощью Сири, но наполовину сама. И потом, наземникам предстояло участвовать в Празднике Обновления. Хотелось бы узнать о них побольше, ведь скоро Обновляющие станут ее частью. Это совсем не то же самое, что есть личинок, жуков или лягушек, даже не то же самое, что пить влагу Старого. Это праздник, а праздники случаются редко.
Сиби сидела на корточках и наблюдала за наземниками. Тот, что поменьше - ему достался поцелуй Сиби - тоже наблюдал. Кажется, Главная Экспозиция пришлась ему по душе. Зато второй Сиби совсем не нравился. Его искусал Старый, и второй злился, и совсем не думал об Экспозиции, а думал о плохих вещах. Сиби даже испугалась, когда он схватил меньшего наземника. Ей показалось, что длинный и злой хочет съесть своего двоюродного брата, а это никуда не годилось. Она уже собиралась расшевелить Старого, когда вошла Сири.
Нет, положительно, у Сири совершенно отсутствует чувство гармонии! Как она могла нацепить на себя отвратительные пятки длинного наземника? Сири прошлась перед клеткой, комически вихляя бедрами, и, усевшись перед Сиби, скабрезно хмыкнула:
- А ты нравишься маленькому.
- Почему ты так решила?
- Он тебя думает.
- Он думает много вещей сразу. Зачем тебе эти пятки, Сири?
- Так.
Сири мечтательно улыбнулась и полезла обниматься. В другой раз Сиби была бы не прочь - Сири, несмотря на вопиющее отсутствие вкуса, ей нравилась - но почему-то сейчас ее поведение казалось неуместным. Не перед Главной Экспозицией, а особенно не перед Обновляющими. Здесь уместны были бы торжественность и легкая грусть, потому что всякое Обновление ведет к Долгому Сну, а Долгий Сон - не предмет для шуток и розыгрышей. Но такой уж у Сири был нрав.
- Смотри, как длинный на нас смотрит. Он бы сломал тебе шею, сестренка, если бы не Старый.
- Тебе бы тоже сломал.
- Нет. Я бы первая его поцеловала, и он заснул бы навсегда.
- Нельзя!
- Знаю, что нельзя. Но хочется.
- Лучше бы ты вернула ему его пятки.
- Какая ты скучная, сестренка.
От сириных ласк у Сиби уже начала слегка кружиться голова, когда под сводом грохнуло. На секунду Сиби представился пузырь, какой бывает от дождя на верхней воде, но только больше, намного больше - а в пузыре ничего. Это ничто взорвалось, хлестнуло наружу, и Старый не смог его удержать, потому что нельзя удержать ничто. Сири, взвизгнув, больно вцепилась в Сиби, и вместе они рванули к выходу. Пустота за спиной клокотала и издевалась, и звенела весенним дождем.
Колдун сидел в клетке, поджав колени к подбородку, и вспоминал тот год, когда они еще жили в городе. Можно было иногда выбираться из дома и говорить с разными людьми. Особенно нравился Колдуну старый музыкант, поселившийся в парке. Музыкант спал на скамейке под кленом и никогда, никогда не возвращался домой.
«Там пауки, - объяснял старый музыкант, прихлебывая из бутылки. - Много-много пауков. И не заметишь, как однажды ночью они подкрадутся и съедят тебя. Останется только пустая сухая шкурка». Потом, сомнительно глядя на юного собеседника, добавлял: «Ты, верно, думаешь, что я спятил. Но, когда человек одинок, всякое случается. Одинокие люди беззащитны, как дети. Их запросто могут слопать какие-нибудь пауки». Колдун приносил музыканту вино и сидел с ним на скамейке, болтая ногами. Однажды вечером он не нашел старика и понял, что пауки добрались до него и в парке. Это Колдуна не особо удивило, ведь тогда система ПВО еще не была толком отлажена, и над городом то и дело проносились летюги и змееносцы. Если в небе парят летюги, почему бы в парке не оказаться паукам-людоедам? А когда Колдун понял, что старик имел в виду, было уже поздно. Он сам превратился в паука. Вот и сейчас по-паучьи терпеливо Колдун плел сеть.
