— Так что, скорее всего, жди гостей к одиннадцати, — добавил тот.
— То есть? Меня арестуют?
Бритоголовый кивнул.
— Трансляцию должны пустить где-то между «Кто хочет стать А-резидентом?» и новостями спорта. В это время мало кто переключает канал. Ну и в любом случае, это должно случиться до двенадцати.
— До двенадцати, значит. — Мне не нравилось, что эти двое говорят о моем ближайшем будущем арестанта как о чем-то само собой разумеющемся.
— После похорон Йойо ты домой не вернешься. Придется поехать в другое место, — продолжал Арне тем же спокойным тоном, будто речь шла о послеобеденной прогулке в парк-холле.
— А, не вернусь, значит! И куда же я, скажите, тогда поеду? — в моем голосе уже сквозило явное раздражение. Кажется, Арне снова брал на себя обязанность принимать решения за меня, хотя никто его на это не уполномочивал.
— Завтра в двенадцать будешь у ворот пенсионерского лагеря «Солнечный денек». Зона С, двадцатый квартал. Воспользуешься начавшейся паникой и доберешься до нашего штаба.
— Мне казалось, я уже в нем нахожусь.
Арне усмехнулся.
— Но может статься, я все же предпочту остаться дома и угодить в лапы суперсканеров.
— Это вряд ли. Ты себе и представить не можешь, какую чудовищную боль причиняет пытка под Примочками. С завтрашнего утра тебя объявят в розыск, а с террористами Управзона разрешает творить все что угодно.
Вот в чем в чем, а в этом я уже не сомневался.
Поздно вечером мы попрощались, крепко обняв друг друга за плечи. Мне вспомнилось сегодняшнее утро, когда на мне сомкнулись руки родителей Йойо.
Но, в отличие от них, Арне отпустил меня в темноту, снабдив напоследок еще одной своей фирменной загадкой.
— Ты любишь животных? — спросил он. — Если нет, советую полюбить не позднее завтрашнего утра.
ПРОЩАНИЕ
Все, что осталось от Йойо, уместилось в коробочке, меньшей, чем футляр от Примочек. Мы с его родителями стояли перед ней на минус четырнадцатом этаже колумбарий-холла. Прижав палец к двери, я получил навигационную схему, как добраться до Йойо, вернее, до его останков.
Спустившись на минус четырнадцатый, я побрел вдоль стен с тысячами тысяч подписанных коробочек. Этот подземный лабиринт напоминал мое недавнее путешествие на рикше по таким же узким и извилистым закоулкам зоны С. Здесь, внизу, в тишине раздавался только голос навигатора, стучавший мне в ухо и прокладывавший дорогу.
— Поверните налево. Пожалуйста, подождите.
Я попал в пробку. На моем пути оказались еще две церемонии прощания. Впрочем, это было ненадолго. Одна такая церемония длилась ровно пять минут и ни секунды дольше.
— Пожалуйста, поторопитесь. Двадцать шагов прямо.
Я насчитал пятнадцать — вероятно, шагал слишком широко.
— Вы прибыли, — сообщил мне навигатор.
Мы молчали, ожидая прихода служащей. Заголовки новостей были не лучшей темой для обсуждения. Йойо — супертеррорист столетия! Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз. Думаю, у родителей моего друга в горле застрял такой же огромный ком, как и у меня.
Йойо ни во что не верил. Его родители — да, скорее, верили во что-то, правда, трудно было сказать, во что. Ни иудеями, ни христианами, ни мусульманами, ни тем более индуистами они не были; буддистами или кем-либо еще их было назвать трудно. Скорее, они склонялись к агностически-философской смеси всего вышеназванного. На минус четырнадцатом этаже как раз и предлагали церемонии для тех, кто не мог однозначно определиться.
Ровно в девять часов четырнадцать минут, за минуту до начала церемонии, появилась служащая. На вид ей было за сорок, ростом — головы на две выше меня, со шрамом над правой бровью и, разумеется, бритой головой. На ней было желтое платье с лиловыми полосами почти в ладонь шириной, что исключало возможность прямого соотнесения ее с каким-либо культом. На платье не было ни надписей, ни знаков, ничего.
Служащая поклонилась нам, подошла к коробочке и водрузила на пепел, в который превратили Йойо, маленькую бордовую фигурку Будды, протягивающую к нам руки и улыбающуюся обеими упитанными щеками.
Звучит цитата из Торы.
Тридцать секунд.
Три стиха из Корана.
Ровно минута.
Небольшой экскурс в историю распятия Христа.
Минута и тридцать секунд.
Краткие сведения об учении о карме.
Две минуты; оставалось три.
Ззып. Из потолка выехал аниматор.
Малыш Йойо на руках у матери. В полумраке запахло маслом «Ультраджонсонс беби».
Картинка пропала.
Первое сентября; по школьному двору носятся кричащие дети. От коробочек пахнет попкорном и апельсиновым соком.
Снова темнота.
Ежегодный отпуск в зоне каникул (парк-холл, зона «Солнце и пляж»). Из аниматора повеяло теплым ветром, на губах появился привкус соли.
Следующий кадр.
Выпуск из университета. Хлопают бутылки с шампанским.
Следующий.
Мы с Йойо — агенты ООО «Скан».
Аниматор отключился и уехал обратно. Двадцать секунд на то, чтобы проводить Йойо в молчании.
Еще сорок оставалось на то, чтобы сказать последние слова. Родители сказали, что подготовят их заранее.
— Примочки. Речь о Йойо. Запустить.
Голос отца дрожал. Ничего не произошло.
— Примочки. Речь о Йойо. Запустить.
Он плакал.
Наверное, проблемы с распознаванием голоса. Устаревшие Примочки третьего поколения. Подумать только. Чертова электроника! Я ничего не подготовил, но у меня все же было что сказать.
Я ни во что это не верил. То есть в жизнь после смерти и все такое. Без Ультранета, без Примочек и тому подобное.
— То, что я сегодня сделаю, я сделаю для тебя. Все, что в новостях, — это неправда. Я это знаю. Я…
— Прощание окончено, — прервала меня служащая, кивнув на группу людей, ожидающих следующей церемонии в коридоре В.
— Подержите, пожалуйста, — сказала она, сунув мне в руки Будду. На его ногах оставался пепел. Служащая взяла коробочку, обеими руками вдавила в стену и закрыла место погребения маленьким пластиковым ключом серебряного цвета.
Служащая обернулась в поклоне, отец Йойо прижал палец к ее мобильному валютоприемнику, и она удалилась. Мы остались втроем перед коробочкой, замурованной в стену. Я опустил голову и обнаружил, что все еще держу в руке маленького Будду. Я развернулся и постарался нагнать уходящую женщину.
— Простите, вы его забыли.
