Соня решительно захлопнула тетрадь и спрятала под подушку.
Она приучила себя останавливаться на самом интересном месте. Рукопись
незаконченного романа спасала ее от одиночества и стала чем-то вроде последнего
запаса чистой воды в пустыне. Она экономила, пила маленькими глотками. Ей
хотелось как можно дальше оттянуть момент, когда перевернется последняя исписанная
страница.
Каюту больше не запирали. Соне разрешено было гулять по яхте
сколько душе угодно. Правда, гулять оказалось негде. Коридор, палуба,
капитанский мостик, крошечная библиотека, вот и все. Она могла также заходить в
кают-компанию, на кухню, которую называли камбуз, и в лазарет, то есть в
кабинет доктора Макса. Но там делать было совершенно нечего.
Почти целый день Соня провела в библиотеке, с любопытством
пролистывала толстые немецкие и английские издания. Их было немного, в основном
современные, дешевые. Труды по семиотике, по истории алхимии и тайных обществ.
Сборники трактатов Фомы Аквинского и Парацельса в современной обработке.
Маленькие изящные томики Платона и Сенеки. Полные собрания сочинений
Сен-Симона, Вольтера, Дидро. Отдельную полку занимали тома Маркса, Ленина,
Муссолини. Там же стояло шикарное, в черной с золотом обложке, издание «Майн
кампф» Гитлера. Имелись «Книги мертвых», древнеегипетская и тибетская, с
комментариями Юнга. «Святейшая тринософия» Сен-Жермена, «Теософия» Елены Блавацкой,
«Антропософия» Рудольфа Штейнера. Именно в этом ряду Соня обнаружила
произведение, автором которого значился сам Эммануил Хот, на внутренней стороне
обложки красовалась его фотография, довольно сильно отретушированная.
Книга называлась «Звезда и свастика». Издана была в Берлине
пятнадцать лет назад. Пролистав ее, Соня поняла, что это довольно нудное
наукообразное исследование о влиянии древних символов на психологию
современного человека.
Именно в тот момент, когда, стоя возле полок, она разглядывала
цветные иллюстрации, раздался голос Хота:
– Не самый лучший мой труд. На яхте я не держу по-настоящему
ценных книг.
Он подошел, как всегда, бесшумно и встал у нее за спиной.
– Почему же? Очень любопытно, – ответила Соня с вежливой
улыбкой.
– Идею этой работы подсказал мне ваш дед, вернее, несколько
его статей. Жаль, здесь нет трудов Михаила Данилова. Он написал мало, однако
каждая его статья и книга – событие. Есть великолепный учебник истории военной
авиации, трехтомник по истории русской эмиграции и Белого движения. Самый
знаменитый его труд посвящен разведкам сталинской России и Третьего рейха.
Называется он, если мне память не изменяет, «Магия шпионажа».
– Скажите, а зачем вам тут Маркс и Ленин? – спросила Соня,
чтобы сменить тему.
Ей неприятно было говорить с Хотом о дедушке.
– Как зачем? Иногда я читаю их. Это весьма полезно и
поучительно. Мне интересны люди, которые влияли на ход истории. Кстати, Михаил
Данилов давно замыслил книгу о Ленине. Историко-психологическое исследование.
Не знаю, удастся ли ему осуществить свой замысел. Будет обидно, если он не
успеет. Впрочем, все зависит от вас, Софи.
Он уставился на нее своими тусклыми гляделками. Он ждал от
нее вопросов или хотя бы эмоций. Она молча, сосредоточенно разглядывала книжные
корешки.
– Ну, не стану вам мешать, – сказал он, ничего не
дождавшись. – Ужин через полтора часа.
Он удалился так же бесшумно, как вошел. Соня вздохнула с
облегчением. Ей захотелось вернуться в каюту. Каждый раз после разговора с
Хотом, даже такого, короткого и невинного, ее как будто окатывало ледяной
волной. Она потом долго не могла согреться. Как и Фриц Радел, он казался ей не
совсем живым. Не гомо сапиенс, а мортинс сапиенс. Мертвец разумный.
Мертвец, утверждающий, что живет много тысяч лет. Сколько
именно, неизвестно. В общем, всегда. То он был ребенком в 1835 году и переболел
черной оспой. То лично присутствовал при сожжении великого магистра ордена
тамплиеров Жака де Моле в 1314 году. Бросал вскользь, между прочим: «Великий
магистр никого не проклинал, он только призвал папу Климента Пятого и короля
Филиппа Красивого явиться на суд Божий до окончания этого года. Они последовали
призыву. Папа умер в апреле, ровно через месяц. Филипп в ноябре».
Затем Хот скромно добавлял, что предсмертную речь магистра
слышал собственными ушами.
Соня попыталась выяснить подробности, ей хотелось узнать,
например, в каком качестве господин Хот присутствовал при казни, кем вообще он
был во Франции 1314 года.
– Самим собой, – отвечал Хот с невозмутимой улыбкой, – я
всегда остаюсь только самим собой.
– А черной оспой к этому времени вы уже переболели? –
спросила Соня.
– Конечно. Ведь это несчастье случилась со мной в детстве.
– В Марбурге, в 1835 году?
– Да. Именно.
– Но четырнадцатый век был раньше девятнадцатого.
– Откуда вам это известно?
– Это известно всем и вам тоже. Это истина, которая не
нуждается в доказательствах.
За столом переглядывались и хихикали, словно Соня ляпнула
несусветную глупость. Доктор всякий раз утешительно гладил ее по руке и шептал:
– Ничего, не огорчайтесь, привыкнете.
Ей хотелось поговорить с доктором Максом, из всех обитателей
яхты он казался единственным нормальным человеком. Во всяком случае, тухлой
рыбой от него не воняло и о своей жизни в разных веках до и после нашей эры он
не рассказывал. Правда, у него был другой недостаток. Он постоянно трогал Соню,
считал пульс, заглядывал в глаза, бесцеремонно приподнимал пальцем то одно, то
другое веко. Наблюдение за состоянием ее здоровья было его обязанностью. Он
объяснил ей, что она получила большую дозу наркотиков и транквилизаторов и
реакция ее организма оказалась неадекватной, чрезмерной.
– Вы проспали на десять часов больше, чем предполагалось.
Что-то вроде легкой летаргии. Мне пришлось ввести вам несколько доз
биостимулятора.
– Что именно вы мне вводили? – спросила Соня.
– К сожалению, пока я не могу вам сказать. Поверьте, это
отличные препараты, вы сами видите, они принесли вам только пользу. Вы
благополучно проснулись, отлично выглядите и чувствуете себя вполне здоровой.
Больше она не сумела ничего добиться. Доктор Макс молчал и
улыбался. Дважды приводил ее в лазарет, измерял давление, светил фонариком в
глаза, стучал молоточком по коленям.
Перед тем как вернуться в каюту, Соня решила постоять на
палубе, выкурить сигарету. Ветер утих, небо расчистилось, солнце коснулась
кромки воды.
– Я тоже люблю смотреть, как заходит солнце, – произнес
приятный низкий голос доктора Макса.
