– Это и есть тот самый волшебный массаж по доктору
Свешникову? – спросил Бокий, когда они вошли в ванную комнату.
– Ничего волшебного. В ушных раковинах, на затылке, на
груди, да почти по всему телу много рефлекторных зон. Это знали еще древние
китайцы. Они воздействовали с помощью игл, но пальцы тоже могут кое-что,
правда, эффект недолгий, но в экстренных случаях помогает. Будьте любезны, вон
ту склянку откройте, пожалуйста. Я держу, а вы аккуратно, медленно выливайте.
Так, достаточно. Теперь, пожалуйста, возьмите стерилизатор.
– Что?
– Лоток со шприцем. Осторожно, берите через салфетку, он
горячий. Сначала нужно слить кипяток. Нет, стойте, позвольте уж я сам. Еще
ошпаритесь. Все, благодарю вас.
– Это я вас благодарю, – Бокий улыбнулся и даже поклонился.
– Теперь буду детям рассказывать, что мне посчастливилось ассистировать самому
профессору Свешникову. Жаль, я не взял с собой свою Леночку, ей было бы
интересно с вами познакомиться.
Михаил Владимирович ответил легким поклоном. Они вернулись в
спальню. Федор продолжал массаж. Судороги почти стихли.
– Скажите, он придет в сознание? – спросил Бокий.
– В любом случае сейчас ему необходим покой, – Михаил
Владимирович закрепил банку капельницы на штативе. – Федя, все, остановись, ты
устал. Введи иглу, я держу руку. Глеб Иванович, последняя просьба. Там, у окна,
на комоде, кислородная подушка. Не сочтите за труд, подайте, пожалуйста.
Бокий не двинулся с места. Федор и Михаил Владимирович
продолжали заниматься больным. Наконец Белкин открыл глаза, пробормотал что-то.
– Теперь даем кислород, – тихо произнес профессор и поднял
голову. – Глеб Иванович, да вот же она. – Он встал, сам взял подушку.
– Погодите, – Бокий шагнул к нему навстречу, преградил путь.
– Он пришел в себя, мне надо еще побеседовать с ним. Мотя, ты меня слышишь? Ты
можешь разговаривать?
Белкин слабо застонал, закрыл и открыл глаза.
– Да, Глеб, я тебя слышу.
– Это невозможно, ему срочно нужен кислород, – сказал
профессор.
– С подушкой он говорить не сможет.
– Без подушки он не сможет дышать. Согласитесь, это важнее.
– Не спорю. Всего десять минут, не больше. Будьте любезны
выйти. Если что, я позову вас. – Бокий взял подушку из рук профессора,
аккуратно положил ее назад, на комод, вернулся к кровати и присел на край.
– Десять минут невозможно долго, мучительно для больного, –
сказал профессор.
– Я прошу вас выйти, – повторил Бокий.
Они вышли и плотно закрыли дверь. Оба закурили и некоторое
время молчали.
– Немыслимо, – пробормотал Михаил Владимирович, – объясни
мне, я не понимаю.
– Да, сразу понять их трудно, – кивнул Федор. – Они другие.
Даже самые лучшие из них, все равно совсем другие. – Он склонился к уху
профессора и прошептал: – В данном случае речь идет о гигантских суммах. Белкин
владеет информацией, которая нигде не записана и может исчезнуть вместе с ним.
Михаил Владимирович ничего не ответил, прикусил губу,
покачал головой.
Бокий вышел минут через пятнадцать. По лицу его было видно,
что теперь разговор окончен и он вполне удовлетворен результатом.
– К сожалению, ему опять плохо, – сообщил он, – я приглашу к
вам какого-нибудь помощника, более толкового и расторопного, чем я. Счастлив
был знакомству. Надеюсь, теперь мы станем видеться часто. Всего доброго.
Михаил Владимирович ничего не ответил, кинулся к больному.
Трубка с иглой болталась. Белкин задыхался. Дали кислород, сделали несколько
вливаний, опять поставили капельницу.
Он так и не пришел в сознание. Вывести его из комы не
удалось. В пять часов утра сердце его остановилось. По советскому времени было
уже восемь. Федор должен был вернуться в Кремль. Он не мог отлучаться более чем
на сутки.
Глава двадцать шестая
Москва, 2007
Охранник выкатил кресло на лестничную площадку, бережно
вытащил из него Агапкина и внес его в лифт на руках. Старик был в строгой
темно-синей тройке, в белоснежной рубашке, в галстуке и новеньких замшевых
ботинках. Сверху Кольт накинул на него дубленку. В лифте попытался натянуть ему
на голову вязаную шапку.
– Отстань. Авось не простужусь за три минуты, – сказал Федор
Федорович, – сам надень, а то тебе всегда в уши надувает.
Черный джип Петра Борисовича стоял у подъезда. Шофер убрал
сложенное инвалидное кресло в багажник, охранник усадил старика на заднее
сиденье, сам сел вперед. Джип развернулся и покинул двор.
– Гоша, ты точно не забыл налить Адаму воды в миску? –
спросил старик.
– Точно, Федор Федорович. Не забыл.
– А форточку в кабинете ты закрыл?
– Закрыл, Федор Федорович.
– Уверен? У меня куча бумаг на столе, будет сквозняк, они
разлетятся, Адам не любит оставаться один, может из чувства протеста на них
пописать. Такое уже случалось.
– Какой ты нудный, Федор, – тихо заметил Кольт.
Старик оставил охранника в покое и повернулся к нему:
– Петр, ты гарантируешь, что там не врубят громкую музыку?
– Гарантирую. Там очень тихо.
– А девушки подсаживаться за столик не будут?
– Ты издеваешься?
– Я серьезно спрашиваю.
– Нет. Девушек туда не пускают.
– Почему?
– Ну, если ты настаиваешь, мы можем сменить маршрут и
поехать к девушкам.
– Ты, Петр, пошляк и циник. Твой дамский шарф пора бы уж
постирать. Ты вообще его когда-нибудь снимаешь? Или даже спишь в нем?
– С чего ты взял, что он дамский?
– Мне так кажется. Скажи, пожалуйста, как проходит проверка?
Удалось поймать кого-нибудь?
– Нет. Пока не удалось.
– Слушай, а может, тебе стоит взять Адама к себе на службу?
Он их мигом вычисляет, ты сам это видел. Впрочем, к тебе могли больше никого не
внедрять, а просто перекупить пару-тройку твоих юристов, финансистов. Ты хорошо
им платишь?
– Да, Федор, мои сотрудники получают достаточно высокую
зарплату.
Петру Борисовичу не нравился иронический тон Агапкина. Он
уже немного остыл после шока, вызванного первой атакой, но все равно бледнел и
вздрагивал.
