– Ну?
– Теперь ничего нет. Я не спрашиваю вас, куда оно все
подевалось. Я хочу спросить только, чем мне лечить больных?
– Да будет вам, профессор. – Смирнов скривил в улыбке пухлые
красные губы. – Что вам-то до этих вшивых? Угощайтесь! – Он пододвинул к краю стола
пачку дорогих французских папирос.
Курить хотелось, но угощаться из этой пачки Михаил
Владимирович не стал. Он вытащил из кармана листки серой бумаги, исписанные
каракулями сестры-хозяйки, и положил на стол.
– Вот копия накладной. Перечень того, что получила больница.
За три дня такое количество морфия, глюкозы, спирта и всего прочего, что здесь
перечислено, израсходовать больница не могла. Предупреждаю вас, что сам
документ я приложил к письму на имя наркома Семашко.
– Стало быть так? – Смирнов прищурился. – Стало быть, донос
на меня настрочили? Не ожидал. Честное слово, не ожидал. Где совесть русского
интеллигента? Где ваша офицерская честь? Ну-с, что скажете, ваше благородие,
господин бывший царский генерал?
Михаил Владимирович блефовал. Никакого письма не было.
Впрочем, он готов был его написать, ради тех, кого товарищ Смирнов называл
вшивыми.
– Что скажу? Посоветую как можно скорее вернуть больничный
запас медикаментов. Доставайте лекарства, где хотите, выкупайте на собственные
средства у барыг, которым вы их продали. Сейчас для вас это единственный способ
уцелеть.
Смирнов открыл рот, часто, быстро заморгал, принялся чиркать
спичкой. Руки его дрожали, бумажный мундштук прилип к губе. Михаил Владимирович
не стал ждать, когда он опомнится и ответит. Встал и вышел.
«Храбрец, молодец, поздравляю, – повторял он про себя, пока
шел по коридору, спускался по лестнице, – хорошо, что няня заранее приготовила
узелок с сухарями и сменой белья. Впрочем, вряд ли это понадобится. У Смирнова
связи. Он добьется, чтобы меня сразу к стенке».
Глава пятая
Германия, поезд, 2007
Соня поставила на стол бумажный стакан. Кофе был жидкий и
приторно сладкий.
«Я не могла положить столько сахару. Стоп. Что я делала пять
минут назад? По коридору проехала тележка из буфета. Чипсы, орешки, шоколад. Я
попросила кофе. Но я не хотела. Я знаю, в поездах он всегда паршивый. Ой,
мамочки, я ничего не помню. Я не понимаю, откуда взялся этот стакан и что
вообще со мной происходит?»
Провал в памяти так изумил Соню, что она даже не испугалась.
Никогда ничего подобного с ней не случалось. Фриц Радел сидел напротив и
смотрел на нее из-под лохматых бровей.
«Я просто задумалась и заказала кофе машинально, не отдавая
себе отчета. Я заказала, а он заплатил. Конечно, заплатил он, я совершенно не
помню, как доставала мелочь из сумки. Господи, кто он такой? Что ему от меня
надо? Почему я никак не могу от него избавиться?»
В купе никого, кроме них двоих, не было. Радел молчал и
смотрел на Соню. Мерно стучали колеса, слышались приглушенные голоса за
стенкой, в соседнем купе. Давно стемнело. За черным окном промелькнули огни
маленькой станции. Соне показалось, что она вынырнула из тяжелой воды или
зыбучих песков и эта неведомая субстанция съела все ее силы. Тело стало другим,
чужим, вялым. Ей было лень шевельнуться.
– Тебе плохо, Софи, – это прозвучало без всякой
вопросительной интонации.
Он не спрашивал. Он давал команду. Установку. Соня пыталась
ответить, но не могла.
– Я предупреждал тебя, кофе здесь ужасный, но ты не
послушала. Ты должна меня слушаться, Софи, иначе тебе будет еще хуже.
– Что? Что ты сказал?
Соне с трудом удалось произнести эти несколько слов, и
только тут до нее дошло, что они оба говорят по-русски.
– Тебе очень плохо. Тело тяжелое, слабое, болит голова. Она
болит так сильно, что ты не можешь вспомнить, откуда взялся этот стакан, зачем
в нем столько сахару. Ты думаешь, я мог подсыпать что-то в твой кофе? Нет,
милая, это было бы слишком просто. – Он протянул руку через стол, взял стакан и
залпом выпил все, что там осталось.
«Я сплю, мне снится кошмар. Мне снится этот вкрадчивый
упырь, сейчас открою глаза и он исчезнет», – думала Соня.
Но глаза ее были открыты, и Фриц Радел упорно не исчезал.
– Ужасная гадость. Сироп, а не кофе. Слушай меня
внимательно, Софи. Только я могу помочь тебе, я сниму боль, если ты будешь
хорошо себя вести.
Соня хотела встать, слегка подалась вперед, оперлась рукой о
подлокотник, напрягла ноги.
– Сидеть! – тихо приказал Радел.
Последовал такой сильный приступ головной боли, что брызнули
слезы. Лицо Радела стало мутным, зыбким.
– Я предупреждал, что будет хуже. Сиди смирно. Слушайся
меня, тогда боль пройдет. Послушание или боль. Я могу сделать больно, могу
снять боль. Вот она отпускает, уходит, ее почти нет. Но если ты не будешь
слушаться, она вспыхнет с новой силой, она станет такой нестерпимой, что тебе захочется
умереть. И это в моей власти.
Боль немного стихла.
«Он сумасшедший или я? Что он бормочет? Почему мне так
плохо? Я не поддаюсь гипнозу. Хотя – откуда я знаю? Еще никто никогда не
пробовал меня гипнотизировать», – подумала Соня и снова попыталась встать.
На этот раз удалось. В ушах звенело, глаза слезились, все
расплывалось в радужной зыбкой дымке, голова кружилась, она чуть не упала. Фриц
Радел сидел, развалившись, вытянув ноги поперек прохода.
– Что с тобой, Софи? Куда ты? – спросил он по-немецки.
– Мне надо выйти, – ответила она по-русски.
– Извини, я не понял.
– Ты только что отлично говорил по-русски, почти без
акцента.
– Софи, если ты обращаешься ко мне, то напрасно. Я не знаю
русского языка.
Он произнес это с искренним недоумением, улыбнулся
растерянно и смущенно. Поезд дернулся, Соня не удержалась на ногах, опустилась
на лавку.
– Кажется, я чем-то обидел тебя? – спросил он и тронул ее
руку. – Объясни, что не так?
– Все в порядке, – сказала Соня по-немецки, – просто мне
надо выйти.
– Погоди. Туалет все равно пока занят, а ты, я вижу, немного
не в себе. Тебе лучше посидеть и успокоиться.
– Я спокойна. Дай мне пройти.
– Пройти? Да, конечно, извини, – он убрал ноги, – иди, но
будь осторожна. Ты определенно плохо себя чувствуешь.
Держась за поручни, качаясь, едва не падая, Соня добрела до
конца вагона. Туалет действительно был занят. Она вышла в тамбур, прижалась
лбом к холодному стеклу. Так хотелось убедить себя, что ничего не было и голова
болит сама по себе, от перепада давления, от усталости. Достаточно принять
таблетку, и все пройдет. Через полтора часа поезд остановится в Зюльте. Дед
встретит ее на платформе. Она вежливо попрощается с Фрицем Раделом и никогда
больше не увидит его.
