«На платформе горели фонари, но все равно было темно. Моя
спутница сошла вместе со мной, мне пришлось подать ей руку, когда она
спускалась с высокой вагонной ступеньки. Сквозь тонкую перчатку я почувствовал,
что рука у нее холодная и твердая как камень.
Как только мы оказались на платформе, раздался свисток,
поезд тронулся. Никто, кроме нас двоих, в этом городе не вышел. Даму встречал
маленький, необыкновенно толстый шофер. Кожаные галифе обтягивали его зад и
ляжки и выглядели на нем как купальное трико. Высокие сапоги отражали фонарный
свет. Козырек кепи скрывал его лицо.
– Вечер добрый, драгоценная моя госпожа, роскошная нынче
погодка, надеюсь, путешествие доставило вам немало приятных минут. Изумительные
пейзажи, неведомые города, романтические встречи. У нас все по-прежнему. Его
превосходительство проиграл его высокопревосходительству три партии в городки.
Толстяк произнес это мелодичным тенором. Дама ничего не
ответила, только слегка кивнула. Он подхватил ее чемодан и стал зачем-то
свободной левой рукой вырывать у меня мой саквояж.
Я возмутился, вцепился в ручку саквояжа.
– Позвольте, что вы делаете?
Толстяк оказался удивительно сильным и саквояж отнял.
– Не пугайтесь, – обратилась ко мне дама. – Густав знает,
что делает. Вас тут никто не встречает, мы отвезем вас.
– Благодарю, это очень любезно, однако меня должны
встретить. На площади, перед зданием вокзала, ждет автомобиль.
– Прекрасно. В таком случае Густав поднесет ваш багаж к
автомобилю, и мы попрощаемся. Если вы тревожитесь за ваши слитки, то напрасно.
Тут прислуга бескорыстна и кристально честна.
Между тем жирный Густав поразительно скоро удалялся от нас,
он не шел, а летел, подпрыгивал, как мяч, иногда даже зависал в воздухе на
несколько мгновений, вместе с чемоданом и саквояжем, свободно перебирая своими
коротенькими лаковыми ножками.
Она не могла знать про слитки. Мешочек с золотом лежал в
саквояже, я отлично помнил, что ни разу не открывал его в поезде.
– Остановите его, прошу вас, – сказал я даме, – пусть он
вернет мой саквояж, мне надо зайти в здание вокзала.
– Зачем?
– Выпить лимонаду, купить газету. Да мало ли зачем?
– Что ж, извольте, – она почему-то рассмеялась и тихо
свистнула, словно подзывала собаку.
Густав несколько раз повернулся в воздухе вокруг своей оси,
подлетел к нам и отдал мне саквояж. Не оглядываясь, я быстро подошел к
центральному входу, тронул массивную дверь. Она была заперта. Тут я заметил,
что в окнах старинного здания совершенно темно. Стекла отражают фонарный свет.
Две боковые двери тоже оказались запертыми. На одной висел
гигантский амбарный замок.
Мои наручные часы остановились еще в поезде, и я не сумел их
завести. По моим расчетам, сейчас должно быть около полуночи. На фасаде
вокзального здания, под крышей, светился огромный циферблат. Я уставился на
него и не сразу понял, почему не могу определить время. Стрелок не было.
Оглядевшись, я обнаружил, что платформа совершенно, стерильно пуста. Дама и
толстяк-шофер тоже исчезли. Делать нечего, оставалось выйти на площадь.
Там, за вокзальным зданием, было светло от фонарного света,
почти как днем. Я разглядел нечто вроде цветочной клумбы, обнесенной узорчатой
оградкой. В центре возвышалась гигантская статуя какого-то средневекового
рыцаря в латах. Он стоял, одной рукой опираясь на меч, другая рука была
торжественно вытянута вперед и вверх, словно рыцарь благословлял здание
вокзала, полотно железной дороги и темноту, которая простиралась за полотном.
По обеим сторонам клумбы стояли автомобили. Большой черный
«мерседес» и маленький серый «Форд» с открытым верхом. Именно такой «Форд»
должен был встречать меня. Я облегченно вздохнул, снял шляпу, вытер вспотевший
лоб.
Шофер дремал, уронив голову на руль. Я бросил свой саквояж
на заднее сидение и произнес бодрым громким голосом.
– Добрый вечер, я тот самый Джозеф, которого вы ждете.
Шофер ничего не ответил, не шелохнулся.
– Видите, я оказалась права. Никто вас тут не встречает, –
послышался за моей спиной голос дамы.
Она и толстяк Густав стояли рядом. Я не заметил, как они
подошли. Я смотрел, не отрываясь на своего шофера, на рукоять ножа, торчавшую
из затылочной ямки. Шея была залита кровью, темные капли стекали за шиворот,
медленно падали на кожаное сиденье. В тишине звук казался странно громким.
Шлеп. Шлеп. Как будто подтекает кран умывальника бессонной ночью в дешевом
гостиничном номере.
– Его убили только что, – просипел я, – что же мы стоим?
Надо вызвать доктора, полицию! Где тут телефон?
– Не тревожьтесь, о нем позаботятся городские службы, –
сказала дама и взяла меня за локоть, – пойдемте, пойдемте, мой милый. Не надо
смотреть. Зрелище не из приятных, особливо перед сном, согласитесь.
Густав сзади нежно обнял меня за талию, я слишком поздно
заметил, как мой верный «глок» перекочевал в его карман. Густав успел удалиться
на приличное расстояние, обежал автомобиль, высоко подпрыгнул и забрал с
заднего сиденья мой саквояж.
– Марта, любимая кошечка нашей красавицы, госпожи супруги
его высокопревосходительства, подарила нам счастье в виде трех прелестных
котяток. Ой, такие халесинькие-халесинькие, пусистенькие-пусистенькие, с
розовыми носиками, – пропел он и отправил воздушный поцелуй куда-то во мрак, в
глубину пустынных улиц.
Глава двенадцатая
Москва, 1918
Заместитель наркома здравоохранения Петя Степаненко на этот
раз явился в лазарет ранним утром, зашел прямо в ординаторскую, один без
охраны. Михаил Владимирович не ожидал его увидеть. До конца дежурства осталось
еще два часа.
– Езжай-ка с ним, папочка, он хотя бы приличным завтраком
тебя накормит, – шепнула на ухо Таня.
Петя явно не выспался, был в дурном расположении духа, лицо
его припухло, заплывшие глазки бегали, прятались от прямого взгляда.
– Опять к товарищу Кудиярову? – спросил профессор.
– Как вы догадались? – зло усмехнулся Петя.
Никогда еще Михаил Владимирович не видел бывшего студента
таким смурным.
– Петя, вы здоровы? – спросил он на всякий случай.
– Спасибо. Здоров. Спал мало, к тому же не успел
позавтракать.
В автомобиле никого, кроме шофера, не было. Как и в прошлый
раз, Петя повез профессора сначала на Воздвиженку, в бывший «Гавр». Прислуживал
тот же лакей с бакенбардами. Яичница с ветчиной, опять красная икра, масло,
свежий ситник.
