— Не шевелись, — сказал я фигуре, сидевшей ко мне спиной за кухонным столом. — Буду стрелять.
Источник табачного запаха был очевиден — на столе перед полуночным гостем стояла пепельница, в которой я различил несколько папиросных окурков. Есть самонадеянные охотники, забывающие запереть дверь, есть, верно, и те, кто предпочитает караулить с комфортом, не задув свечей, но в мире нет настолько безрассудного человека, который станет курить, устраивая засаду.
Он обернулся, дернув головой, как гусь, точно воротник стеснял его, и я увидел как всегда отлично выбритое лицо господина Антона Кречмера.
— Добрый вечер, — сказал он, сперва с удивлением, а потом и с явным раздражением покосившись на пистолет. — Однако, если бы я знал, как в этом доме встречают гостей, предпочел бы захватить с собой взвод полицмейстеров с ружьями.
Глаза его в этот момент тоже показались какими-то птичьими, совершенно круглыми и черными, вроде огромных сердитых виноградин.
— Простите, — сказал я с немалым облегчением, в который раз за день убирая оружие. — Это вы… Среди моих гостей не водится привычки пробираться в дом по ночам, а некоторые обстоятельства заставляют меня иногда действовать излишне прямо. Еще раз простите.
— Будет, — он хмыкнул в густые усы. — На меня уже давненько не направляли пистолета. Да я и сам виноват, пожалуй, стоило бы уведомить вас хотя бы через люфтмейстера. Ваша хозяйка сообщила, что не знает, в котором часу вы вернетесь, и гостеприимно предложила обождать вас. И было это… — он отщелкнул крышечку небольшого серебряного хронометра, — три часа назад.
— Я не предполагал, что задержусь.
Мысленно я поблагодарил судьбу за то, что Кречмеру не вздумалось обратиться к люфтмейстеру. Если бы вызов застал меня в тот момент, когда я держал на мушке Макса Мейера, это могло бы стоить мне лишних седых волос.
На столе перед Кречмером стояло блюдо с холодной телятиной, сыр, что-то еще, но выглядело это нетронутым: чем бы ни был вызван поздний визит коллеги из полицай-президиума, голод его явно не терзал.
В кухню, привлеченный, видимо, нашими голосами, заглянул Петер. Увидев мальчишку с пистолетом в руке, Кречмер от удивления замер, не успев вытащить из портсигара очередную папиросу. Если ему и приходилось удивляться, времени это занимало немного, память же у него с годами становилась лишь лучше.
— Позвольте… Господин Блюмме?
Увидев серый жандармский мундир, Петер замер. А может, его слишком давно никто не называл господином Блюмме.
— Что еще такое? — Антон уставился на меня. — Ребенок? С пистолетом? Позвольте!
Я вздохнул. Рассказывать о странной судьбе господина Блюмме не хотелось, как и вообще упоминать о многих событиях, случившихся в последнее время. «За каким чертом тебя принесло? — подумал я тоскливо, понимая, что ужин и сон отодвигаются от меня все дальше и дальше. — Не мог дождаться завтрашнего дня?»
Если Кречмер явился в такое время, да еще и ждал несколько часов, чтобы поговорить со мной, разговор будет явно не о том, что погода нынче стоит прохладная, а молодые жандармы последнего призыва сплошь оболтусы и лентяи.
— Иди спать, — сказал я Петеру. — Все в порядке. Это господин Кречмер, которого ты должен помнить.
Петер хмуро покосился на жандарма, тот явно перестал представлять для него всякий интерес. Или же он слишком хорошо помнил момент их встречи. Вспомнил его и я — неудобную комнату, тело у стены, застоявшийся запах крови, аккуратно подстриженные усы Кречмера, здоровяка-штейнмейстера у двери…
— Может, объяснитесь?
— Не сегодня, пожалуй, — отозвался я, устало садясь за стол напротив. — Верите ли, мальчишка во всей этой истории не играет никакой роли, а я чувствую себя немного вымотанным.
— Этот мальчишка, как вы выразились, если не ошибаюсь, является сыном покойной фрау Блюмме, тело которой вы имели удовольствие инспектировать не так давно.
Кречмер не ошибался, его ум работал с той же точностью, с которой шестерни серебряного хронометра отсчитывали ровные интервалы вечности. В моменты недовольства Кречмер имел особенность говорить канцеляризмами, от этого «имели удовольствие» повеяло чем-то, что ощущалось в тесной кухне еще сильнее, чем плавящийся стеарин — тут было и раздражение человека, просидевшего взаперти три часа безо всякого толку, и усталость, и некоторая проявляющаяся у всех с возрастом по-разному брюзгливость.
— У вас отличная память на лица. Это и верно сын покойной.
— Тогда его появление тут, в вашем обществе, выглядит действительно странно.
— Он сирота, господин Кречмер. До тех пор, пока его судьба не определится, я посчитал верным предоставить ему крышу за свой счет. Конечно, проявление человеколюбия со стороны тоттмейстера и в самом деле отдает странностью…
— Ценю ваш сарказм, однако же он совершенно излишен сейчас. Позвольте, я представлю историю со своей стороны, и вы убедитесь, что странность эта совершенно другого характера и свойства. Сперва вы осматриваете тело некоей женщины, погибшей от руки неизвестного. Потом вы сообщаете о том, что некто охотится за вашей собственной жизнью, уверяя меня в том, что в городе хозяйничает настоящий психопат. Теперь вы появляетесь в обществе сына покойной, да еще и вооруженные, как на битву! Ночная охота?
— Ерунда какая, — сказал я, пытаясь придать голосу некоторую легкомысленность. Но люди, умеющие разговаривать легкомысленно на любую тему, вряд ли когда-нибудь общаются с жандармами, явившимися посреди ночи и внимательно глядящими в твои глаза. — Я и в самом деле познакомился с Петером при известных вам обстоятельствах и не вижу в этом ничего особенного. Оружие же объясняется тем, что входная дверь была незаперта, а я, как человек мнительный, сразу предположил самое худшее. Тоттмейстеру позволительно быть несколько параноиком, знаете ли…
— Закончим с этим, — проговорил Кречмер тоном, про который обычно принято говорить, что он не терпит возражений. — Вы по-прежнему считаете, что за вами охотится наш убийца?
Я вспомнил слова Макса. Теперь это уже не частное дело, оно принадлежит Ордену. Не мне, не полицай-президиуму. Отныне и впредь — только Ордену. Макс сказал — молчать. Максу и Ордену не нужен шум, как не нужны жандармы, выслеживающие на улицах кого-то, кто может оказаться нашим коллегой-магильером. Это ведь будет такая неприятная и глупейшая история, если психопат-убийца окажется твоим коллегой…
— Нет, господин Кречмер, — ответил я по возможности твердо. — Могу сказать, что эта версия мной уже откинута. Меня пустили по ложному следу две смерти, в которых я усмотрел схожие черты. С моей стороны это было опрометчиво.
— Опрометчиво… — повторил он за мной тихо, точно задумавшись, но когда он поднял лицо, я увидел, что глаза его смотрят внимательно и остро. — И, выходит, ровно никакой связи между тремя мертвецами в Альтштадте нет? Тремя мертвецами с проломленными головами, а?
— Полагаю, нет.
