— Мы приехали в гости к мозговому паразиту. Тут его вотчина.
— Он нас приглашал?
— Он нас давно ждет. Меня, во всяком случае.
— Ну, тогда и меня тоже, — Савельев вздохнул и легонько сжал
Сонины пальцы, — куда ж я теперь денусь?
— Ты можешь вернуться в Москву в любой момент. Это была идея
старика, чтобы именно ты летел сюда со мной. Смотри, если тебе здесь так не
нравится, я тебя не держу.
— Совсем?
— Что совсем?
— Не держишь.
— Дима, прости, не понимаю.
— Да, это я уже заметил. Не понимаешь, — он отпустил ее
руку, отодвинулся, отвернулся, стал смотреть в окно, на вьюгу.
— Я тебя обидела чем-то? — удивленно спросила Соня.
— Нет.
Они замолчали надолго. Стекла дрожали от порывов ветра.
Впереди маячили огни джипа, который вез Кольта и двух охранников.
Казалось, Петр Борисович мгновенно забыл, как непристойно
вел себя в самолете, как орал и рвался. Он словно выздоровел после душевной
болезни. На участливый вопрос пилота о самочувствии он равнодушно буркнул
что-то невнятное, вытащил телефон, стал звонить и отвечать на звонки. Соня
услышала, как он говорил с какой-то Еленой Алексеевной, приглашал ее на ужин
сегодня вечером. Голос его при этом звучал мягко, даже как будто смущенно. В
конце разговора он пробормотал в трубку «соскучился ужасно», и потом несколько
секунд на губах его подрагивала странная, слегка шальная улыбка.
«Что мне делать? — думала Соня. — Сказать ему правду? Но он
не поверит. Рано или поздно мне придется ввести ему препарат. Я буду тянуть
время. Самые поверхностные исследования займут минимум год. И Хоту ничего
вводить не стану, пока не найду какую-нибудь закономерность. Что бы там ни
оказалось особенного в его крови, в ДНК, в обмене веществ, каким бы он ни был
мерзавцем, он все-таки больше похож на человека, чем на крысу. О применении препарата
на людях пока не может быть и речи. Да, но я это уже сделала. Я спасла старика
и об исследованиях в тот момент вовсе не думала. Я знала, что старик выживет и
поправится от препарата. Просто знала, и все. Откуда взялась такая
уверенность?»
— Ты обещала рассказать, каким образом здесь появился
паразит, — донесся тихий голос Димы.
— Появился он не обязательно здесь. Это было так давно, что
вряд ли возможно выяснить, где именно. Просто сюда ведет единственный известный
след. Первую крысу, зараженную паразитом, поймали в 1916 году в подвале
старинного московского дома, когда-то принадлежавшего Никите Семеновичу Коробу.
Он был этнограф, историк. Путешествовал по Вуду-Шамбальским степям дважды, вел
раскопки на развалинах святилища местного божества Сонорха, хозяина времени.
— Клад искал?
— Не знаю. Какая разница, что именно он искал? Просто копал,
и все. Интересовался древностью.
— И нашел паразита, будь он проклят.
— Нет, Короб вообще ничего не знал о паразите. Во время
второй экспедиции ему удалось раскопать древнее захоронение. Он привез в Москву
кости, черепки. Все это добро многие годы хранилось в подвале, из которого
мальчишка, сын дворника, приносил крыс Михаилу Владимировичу Свешникову для
опытов.
Впереди забрезжили слабые огоньки. Шофер прибавил скорость.
Через несколько минут джип въехал в город. Он весь состоял из панельных
коробок. Прямые унылые улицы были пусты, вероятно, из-за вьюги.
— Скажи, а что, паразиту все равно, где жить? — спросил Дима.
— Ему не все равно, он живет исключительно в эпифизе, в
маленькой железке, спрятанной в самом центре мозга. Древние считали эпифиз
чем-то вроде третьего глаза. Цисты безошибочно находят путь по кровотоку именно
к эпифизу.
— Цисты — это яйца его, что ли?
— Да. Они могут спать где угодно бесконечно долго.
Жизнеспособных цист разных паразитов находят везде. В египетских мумиях, в
останках мамонтов доледникового периода.
— Кажется, я понял, кого ты мне напоминаешь.
— Мумию или мамонта?
— Нет. Ты похожа на мальчика Кая из «Снежной королевы».
— Почему?
Савельев не ответил, помолчав несколько минут, громко
обратился к шоферу:
— Вроде бы не поздно, а на улицах ни души. Город как будто
вымер.
— Йорубы сейчас нет, — не оборачиваясь, объяснил шофер, —
Йоруба отбыл в Африку, на сафари. Пока он стреляет слонов и жирафов, народ
отсыпается.
— Йоруба — это ваш губернатор Тамерланов? — уточнила Соня.
— Он самый. Герман Ефремович. Вас велено до его возвращения
разместить в гостинице. Это лучший отель в городе, бывший крайкомовский. Вот
как раз мы и подъезжаем.
Первый джип давно исчез. Петра Борисовича повезли на
территорию губернаторского дворца, в гостевой дом.
— Когда же возвращается ваш Йоруба? — спросил Савельев.
— В понедельник, — шофер лихо подрулил к ярко освещенному
крыльцу массивного темно-серого здания.
Это был гипертрофированный образец послевоенного сталинского
ампира. Барельефные фигуры мускулистых мужчин и женщин с циркулями, свитками,
отбойными молотками освещались снизу прожекторами. В толстых световых столбах
бешено кружили снежные мухи. Над козырьком сияли латинские буквы «VUDUT
PALACE», над буквами полукругом — пять звезд. Возле машины возник детина в
красно синей униформе, извлек из багажника сумки, погрузил на тележку. Лакей в
ливрее распахнул дверь.
Холл был отделан розоватым мрамором, украшен колоннами,
античными статуями, пальмами, коврами, цветными мозаичными панно с авиаторами,
сталеварами, пионерами, физкультурницами. Между панно висело штук пять картин в
роскошных позолоченных рамах, писанные маслом портреты одного человека,
седовласого красавца азиата.
Красавец в кабинете за письменным столом. Он же в открытой
степи, на гнедом скакуне. Он же в нарядном национальном костюме, на фоне юрты.
Из-за колонны, цокая каблуками, явилась высокая полная
блондинка в белой блузке и черной юбке, растянула алые губы в широчайшей,
сладчайшей улыбке и пропела тонко, с придыханием:
— Приветствую дорогих гостей от всей души!
Приблизившись к Соне, она схватила ее руку, сильно затрясла,
повторяя уже тише, интимней:
— Софья Дмитриевна, добро пожаловать, рада от всей души, от
всей души рада.
Дима рукопожатия не удостоился, ему достался только кивок и
скромное «Добрый вечер, господин Савельев».
