«Ерунда, — подумал Федор, — тут ничего такого не случится.
Немцы прагматичны, ценят порядок и комфорт, устали от войны и вряд ли увлекутся
идеями разрушения».
Он вдруг затылком почувствовал пристальный взгляд.
— Сиди, не крутись, — прошептал князь.
Но Федор все-таки обернулся. Через стол от них сидел
неприметный худощавый мужчина средних лет, с обритым, как у князя, черепом, в
военном кителе без знаков отличия. На Федора он не смотрел, читал газету.
— Смирно сиди, я сказал! — князь через плечо Федора тяжело
уставился на незнакомца.
Подошел официант, Федор заказал кофе. Нижерадзе застыл, не
двигался, не моргал. Выпученные глаза налились кровью. Кончики усов заметно
дрожали. Через пару минут мужчина в кителе, скрючившись, держась за живот,
пробежал через зал и скрылся за дверью туалета.
Князь расслабленно откинулся на спинку стула, закурил и
сказал:
— Теперь долго будет там сидеть. Кофе пей спокойно.
— Но как? Почему? Кто он? — спросил Федор.
— Я его давно приметил, еще на набережной, — князь
прищурился, пошевелил усами. — А ты поздновато почуял слежку, так нельзя,
дорогой. Надо быть внимательней.
— Что вы с ним сделали?
— Расстройство желудка.
— Каким образом? Неужели только взглядом?
— Ты сам видел, я к нему не прикасался, ничего в стакан ему
не сыпал. Это фокус совсем маленький, простенький, — он глубоко затянулся,
выпустил клуб дыма и пробормотал чуть слышно: — Калечить — не лечить, ломать —
не строить.
Федор машинально выпил жидкий кофе, расплатился за себя и за
князя. Они покинули кафе, а незнакомец так и не вышел из туалета.
Вуду-Шамбальск, 2007
Единственным помещением, где ремонт был полностью закончен,
оказалась комната-сейф, хранилище самых ценных артефактов. К нему вела отдельная
лестница в другом конце коридора, за маленькой железной дверью. По лестнице
спустились вниз, довольно глубоко.
— Тут подземелье огромное, несколько уровней, — объяснила
Орлик, — туннель вырыли до самых раскопок. Система вентиляции пока не налажена.
Душно и очень холодно.
Дверь в хранилище была толщиной в полметра, обшита с обеих
сторон сталью. Орлик вытащила из кармана электронную карточку, раздался тихий
писк. Синеватый свет осветил просторное помещение. Две стены состояли из рядов
сейфов разных размеров. Был еще шкаф, два стола, большой, цинковый, и
маленький, письменный, возле него круглая крутящаяся табуретка. Орлик достала
из шкафа упаковку с белыми тканевыми перчатками.
— Герман Ефремович намерен сделать тут отдельную
лабораторию, чтобы ценные артефакты вообще не выносились на поверхность для
исследований. Но больше получаса тут находиться невозможно, воздуха не хватает,
— Орлик открыла дверцу центрального сейфа, — вот он, красавец.
Череп лежал в большой серебряной шкатулке, изнутри обшитой
бархатом. Когда Орлик сняла крышку, из шкатулки полилось слабое свечение. Она
поставила шкатулку на цинковый стол, свечение усилилось.
— Он так хитро преломляет свет, притягивает, вбирает его. В темноте,
конечно, не светится.
— Сколько ему лет? — спросил Дима.
— Никто не знает. Это кварц. Определить возраст
неорганических материалов невозможно, даже при помощи самого совершенного на
сегодня радиоуглеродного метода. Но судя по органическим остаткам в слое
грунта, где он хранился, ему не менее четырехсот лет.
— Значит, это не современная подделка?
— Ну, если учесть, что первый из найденных черепов
датируется примерно третьим тысячелетием до нашей эры, то этого юношу можно
назвать подделкой. Хотя, извините, он девушка. С ним уже поработал антрополог,
воссоздал лицо. Оно женское, европейского типа. Я потом вам покажу.
Стенки шкатулки раскладывались в четыре стороны. Череп
открылся целиком. Он был идеально гладкий и прозрачный, с высоким лбом, аккуратным
округлым затылком, огромными овальными глазницами. Нижняя челюсть крепилась
золотыми шарнирами.
Несколько секунд молчали, разглядывали череп. Его нельзя
было назвать красивым, но он властно притягивал взгляд, хотелось рассмотреть,
что там, внутри. Прозрачные слоистые выпуклости, изгибы, замысловатые
переплетения лучей, просветов, отражений создавали иллюзию лабиринта,
внутренней бесконечности. Орлик включила фонарь и направила луч в глазницы. Они
вспыхнули, наполнились светом, и мощный фонарный луч показался тусклым на фоне
их свечения.
— Соня, вы что-нибудь чувствуете? — спросила Орлик.
— Ничего особенного. Душно и холодно.
— А вы, Дима?
— Знаете, мне очень хотелось бы испытать нечто
необыкновенное рядом с этой загадочной штукой, но, к сожалению, мне тоже душно
и холодно.
— Спасибо. Я рада, — Орлик улыбнулась, — а то я думала, что
я одна такая тупая и бесчувственная. Йоруба устроил целое представление. Надел
старинный национальный костюм, совершал какие-то пассы, обменивался с черепом
энергией, уверял, что весь наполняется магической силой, ощущает таинственные
вибрации.
— А Кольт? — спросила Соня.
— Сначала ужасно возбудился, принялся подсчитывать, сколько
это чудо может стоить, потом чуть не потерял сознание. У него закружилась
голова. Наверное, от духоты, — Орлик выключила фонарь. — Посмотрите в глазницы.
Если вдруг станет неприятно, лучше сразу отойти. Ну, что вы видите?
Соня приблизила лицо к черепу, закрылась ладонями, как
шорами, и медленно произнесла:
— Ворсинки бархата. Пыль. Клещики дерматофаги птеронусинус.
— Что, прости? — Дима снял очки и потер переносицу.
— Домашние клещи, они крошечные, меньше миллиметра. Очень сильное
увеличение. Это даже не лупа, это настоящий микроскоп.
Орлик тихо засмеялась.
— Йоруба уверял, будто череп явил ему сверхразумных
инопланетных существ. Оказывается, это всего лишь домашние клещи. Я их вообще
не увидела. Наверное, дело в остроте зрения.
— Да, я тоже никаких дерматофагов не вижу, — сказал Дима.
— Немножко измени угол, — посоветовала Соня.
— Бесполезно. Не вижу, — Дима отошел от стола. — Ты уверена,
что это клещи? Вдруг правда инопланетяне? Йорубе череп их явил, тебе явил, а
нам с Еленой Алексеевной не хочет.
— Ладно, давайте вытащим его из шкатулки, — сказала Соня, —
домашние клещи ужасная гадость. Мы ими дышим, они попадают на слизистую, в
бронхи.
