И восстанет на место его презренный, и не воздадут ему
царских почестей, но он придет без шума и лестью овладеет царством… Он будет
идти обманом и взойдет и одержит верх… И будет поступать царь по своему
произволу, и вознесется и возвеличится выше всякого божества… доколе не
совершится гнев: ибо что предопределено, то исполнится».
Потом, вернувшись домой, он много раз перечитывал это место
из Книги пророка Даниила. А когда наступил август 1914-го, началась мировая
война, стало ясно, какую великолепную драму имел в виду остроумный господин
Хот.
Вуду-Шамбальск, 2007
Камера запечатлела то, что увидела Соня. Танец проснувшихся
тварей. Орлик и Дима изумленно застыли. На экране компьютера почти не видно
было самого черепа, его верхняя часть как будто растворилась, лишь едва
поблескивала утончившаяся, идеально прозрачная оболочка. Зато отлично
просматривались головы тварей, уродливые безносые лица, ямки глазниц, подвижные
выпуклости ртов. Соня останавливала кадр, увеличивала детали.
— Нет, — решительно заявил Дима, — это какой-то фокус. Этого
не может быть потому, что не может быть никогда.
— Я видела, — сказала Орлик, — именно их, червей, видела,
конечно, не так детально. Мне стало очень страшно, меня как будто отбросило от
черепа. Соня, это они? Те самые твари, которые способны продлить жизнь, вернуть
молодость?
— Да. То есть это их голограмма, проекция. Понятно, что в
кварцевом черепе они вряд ли бы захотели поселиться. Им нужны органические
ткани, а раскрыться цисты могут только в живом мозгу, в эпифизе.
— В эпифизе, — тихо повторила Орлик, — то есть внутри
третьего глаза. Во всех мифологиях это орган духовного зрения, через него идет
связь с другими реальностями, высшими и низшими мирами.
— Может, в этом и есть смысл древних трепанаций? — спросила
Соня. — Облегчить связь, открыть канал?
— Может быть, — Орлик нервно передернула плечами, — версий
множество. Жрецы не оставили письменных объяснений, зачем им понадобилось
вскрывать черепа. Их знания передавались устно, а если записывались, то в
зашифрованном виде.
Соня решилась подойти к своему старому ноутбуку, тому, что
остался на проклятой яхте, а теперь стоял тут, целехонек. Кто-то
предусмотрительно подключил блок питания, вставил вилку в розетку.
Когда Соня только начала опыты в Зюльт-Осте, ей удалось
усыпить и вскрыть крысу, бьющуюся в агонии через двое суток после введения
цист. Она впервые увидела под микроскопом, как вылупляются белесые твари. Из
микроскопа изображение проецировалось на монитор большого компьютера. Она
сохранила и перегнала это жуткое кино в свой ноутбук.
— Я читал где-то, что кристаллы обладают памятью, — бормотал
Дима, глядя, как мерцает и просыпается экран старого ноутбука, — и если учесть,
что сама по себе эта штука, череп, никем еще не разгадана, то и свойства ее
никому не известны. Голограмма. Проекция. Значит, кристалл может считывать и
сохранять образы? А если он правда носитель информации, вроде диска памяти?
Почему бы и нет? То есть понятно, что ничего не понятно. Ладно, я, пожалуй,
покурю.
Соня нашла папку, в которой хранилась запись. Стоило ее
открыть, и тут же зазвучало «Болеро» Равеля. Именно эта музыка играла тогда,
поздним штормовым вечером в лаборатории в Зюльт-Осте. Под нее просыпались и
танцевали загадочные твари.
Дима щелкнул зажигалкой, но не прикурил, замер, хмуро глядя
на экран.
— Соня, это что за компьютер?
— А, очнулся, — Соня взяла у него изо рта сигарету и
закурила. — Это мой старый ноутбук, тот, что остался на яхте господина Хота.
— Как он сюда попал?
— Так же, как Чан, слуга с яхты, в роли гостиничного
монтера. Так же, как доктор Гудрун, в роли наладчика электроники, того, что в
зеленом костюме.
— Гудрун Раушнинг, та ведьма, которая участвовала в твоем
похищении? Патологоанатом из Гамбурга? Нет, погоди, я не понимаю. Наладчик в
зеленом, лысый, он ведь мужик! Ну, может, конечно, и не совсем. Во всяком
случае, это существо мужского пола.
— Женского! Гудрун Раушнинг женского пола. Она растолстела,
бедняга, и лишилась своих шикарных рыжих локонов. Все, Дима, прости, мы это
после обсудим. Давай смотреть.
На двух экранах происходило почти синхронное действо. Только
на одном не было черепа.
— Кино документальное и художественное, — прокомментировала
Соня, — тут они лезут из крысиного эпифиза. А тут материализовались из памяти
кристалла, из моего воспаленного воображения, не знаю.
— Из вашего воображения? — растерянно прошептала Орлик. — Но
я тоже их видела, не только на экране, но и внутри черепа.
— Потому, что вам о них было что-то известно, вы о них
думали, — сказала Соня.
— Нет. Я знала, что ваш прапрадед Михаил Владимирович
Свешников открыл некий способ продления жизни, но в чем он заключается, понятия
не имела. — Орлик взяла сигарету, и стало заметно, что рука ее дрожит. —
Картинка мне все-таки знакома. Конечно, я видела нечто подобное, мне сейчас
трудно вспомнить, я слишком сильно волнуюсь и плохо соображаю.
Художественное кино оказалось длинней документального. На
экране нового ноутбука действо продолжалось, на экране старого закончилось,
кадр застыл, потом сменился репродукцией картины эпохи Возрождения.
На переднем плане, на фоне какого-то условного грота,
человеческая голова. Верхняя часть прозрачна, и внутри происходит тот же
процесс. Балет «спящих красавиц», как назвал это в своих записях Михаил
Владимирович Свешников.
Твари стоят вертикально, на хвостах, сплетаются в ритуальном
танце.
— Позвольте, это Альфред Плут, «Misterium tremendum», —
воскликнула Орлик. — Ну да, конечно, вот где я видела этих тварей. Я много
занималась Плутом, череп носит его имя, изображен на его автопортрете. Он
несколько лет прожил в России при Иване Грозном, бывал тут, в степи. До сих пор
считалось, что «Misterium tremendum» — аллегория. В образе крошечных кобр Плут
показал дурные, грешные помыслы. Невозможно представить, что это реальные
микроскопические существа. Картина написана в 1573 году, за сто лет до
изобретения микроскопа.
— Странное чувство, вроде бы теперь понятно, каким образом
Плут мог разглядеть тварей без микроскопа, — сказала Соня, — этот вопрос мучил
моего прапрадеда, меня. Ответ найден. Череп. Но все путается еще больше. Что
такое этот череп? Откуда он взялся? Зачем? Он умеет считывать мысленные образы?
Десятки новых вопросов. Жизни не хватит, чтобы на них ответить.
— Не спешите, Софи, вам улыбается вечность, — фраза
прозвучала глухо, словно из подземелья, где остался запертый в сейфе череп.
