Соня вздрогнула, Орлик прижала ладонь к лицу и помотала
головой. Дима хрипло откашлялся.
— Да что с вами? Вы подумали, череп вещает? Или здесь
завелся говорящий призрак? Это я сказал, вернее, прочитал. У меня сел голос.
Вот, еще одна записка, — Дима держал в руке желтый листок, — только что
заметил. Тот же черный фломастер, крупные печатные буквы. Кто-то прилепил сюда,
к этому прибору.
— Этот прибор — экспресс-анализатор крови. Кто-то напоминает
мне, что я должна изучить содержимое пробирок, тщательно и неторопливо. Ну что ж,
я последую доброму совету, не буду спешить. Хотя улыбается мне вовсе не
вечность, а ее личина, имитация, — Соня взяла желтый листок и порвала его в
мелкие клочья.
Берлин, 1922
Федору повезло. Рядом с магазином мужской одежды была
аптека, он купил бутылку перекиси водорода, пластырь и тут же, в аптеке, присев
на стул, без всякого стеснения снял проклятые штиблеты и занялся своими
окровавленными пятками.
В обувной отдел он вошел совершенно счастливым человеком. С
помощью любезной молоденькой продавщицы отобрал несколько пар, самых мягких, на
толстой каучуковой подошве, и страшно смутился, когда барышня, встав на колени,
принялась разувать его.
— Благодарю вас, не нужно, я сам, — забормотал он, но
опытные руки его уже разули и обули.
В каждой очередной паре по настоянию барышни Федор
прогулялся по коврику, любуясь отражением своих обновленных ног в низких косых
зеркалах. Наконец, выбор состоялся. Барышня передала Федора, обутого в
удобнейшие ботинки цвета горького шоколада, пожилому приятному кассиру. Федор
расплатился.
Служащий, укладывая проклятые штиблеты в коробку от новых
ботинок, с вежливым изумлением заметил:
— О, какие тяжелые.
В отделе мужской одежды у Федора разбежались глаза. Продавец
почуял в нем богатого простофилю, повел туда, где висело все самое модное и
дорогое. Очутившись среди родных братьев дурацкого английского костюма, Федор
прервал песни продавца о модном крое, безупречном качестве шерсти,
мужественности силуэта и небрежно произнес:
— Таких вещей у меня довольно, хотелось бы нечто в ином
стиле, удобное, спортивное, для велосипедных прогулок и дружеских пикников на
лоне природы.
В просторную примерочную принесен был ворох брюк, джемперов,
курток и спортивных пиджаков. Множество Федоров в таинственном зеркальном
коридоре снимало и надевало штаны, натягивало через голову джемпера, крутило
плечами и поднимало руки, проверяя, не тесна ли пройма очередного пиджака. Кордебалет
продолжался четверть часа. Федору зачем-то хотелось найти и разглядеть самого
последнего себя в строю зеркальных двойников, возможно, именно тому, далекому
крошечному Федору, суждены долгие велосипедные прогулки и дружеские пикники на
лоне природы. Но последнего не было, зеркальный коридор, населенный двойниками,
уходил в бесконечность.
Из примерочной Федор вышел в ладно сидящих коричневых
брюках, джемпере цвета какао с молоком, свободном пиджаке из мягкой шерсти
букле, шоколадного, как ботинки, цвета.
Продавец, пакуя английский костюм, слегка встряхнул пиджак и
заметил:
— Уф-ф, какой тяжелый!
Не понимая, что на него нашло, Федор оскалился и таинственно
прошептал:
— В наплечники зашиты бриллианты!
Продавец вежливо рассмеялся.
В соседнем отделе Федор купил куртку из прорезиненной ткани,
на теплой подкладке, мягкий, широкий, сливочно белый шарф, шерстяное кепи с
опускающимися ушами.
Князь ждал в кондитерской, через площадь. Рубиновые запонки
и булавку он забрал заранее. Теперь получил коробку со штиблетами и сверток с
костюмом.
— Слушай, дорогой, штаны мне не нужны, только пиджак, —
сказал он, зачерпнул ложечкой кофейную гущу со дна чашки и оглядел Федора с ног
до головы. — Ты молодец. Красиво оделся. Только почему все такое теплое? Скоро
лето, смотри, запаришься.
— Лето вовсе не скоро, и я тут долго оставаться не
собираюсь.
— Не собирается он! — князь насмешливо шевельнул усами. —
Это, дорогой, не от тебя зависит.
— А от кого?
— От меня, — князь отправил в рот еще одну ложку кофейной
гущи и облизнулся. — Ты сядь, покушай. Пирожные очень вкусные. Любишь сладкое?
— Не люблю. И вообще я не голоден.
— Сядь! — грозно повторил князь, положил ложку и впился ему
в лицо самым из многозначительных своих взглядов.
Федор спокойно опустился на стул, закурил. Нижерадзе очень
старался, ни разу не моргнул, белки выпученных глаз покраснели, жила вздулась
на лбу. Но все напрасно. К столику подошел официант. Федор заказал себе кофе и
бутерброд с ветчиной. На самом деле он проголодался и рад был, что в кафе
подавали не только сладости.
— Хотите наколдовать мне расстройство желудка? — тихо
спросил он князя, когда официант удалился.
— Нет, дорогой, — князь расслабился, тоже закурил. — Ты мне
нужен здоровый.
«Может, я поспешил отдать ему сразу все? — подумал Федор. —
Надо было отдавать частями и сначала хотя бы поинтересоваться, когда он намерен
познакомить меня с доктором Крафтом».
Бокий предупреждал, что Нижерадзе — человек странный.
Колдун, эзотерик. Однако деньги любит и жульничать вряд ли станет. Конечно,
Федор мог бы и сам, без всякого княжеского посредничества, связаться с Эрни. Но
это было слишком рискованно.
— Что молчишь, дорогой? Э, знаю, о чем думаешь. Нехорошо так
думать, злые мысли отравляют душу, тело от них заживо гниет, — князь прищурил
один глаз и погрозил пальцем, — успокойся, всему свое время. Доктора теперь нет
в Берлине.
— Как нет? Где же он?
— Я знаю где. Надо ехать в другой город. Вот сделаю тут свои
дела, сядем в поезд, поедем к доктору.
— Но послушайте, почему вы не предупредили заранее, что
доктора нет в Берлине? Ведь с вами связывались, вы обещали. Вы получили
гонорар, а теперь морочите мне голову!
Федор думал, что Нижерадзе вспылит, но он, наоборот,
развеселился, засмеялся.
Официант принес бутерброд и кофе. Князь, продолжая тихо
смеяться, проводил его взглядом, потом перегнулся через стол и прошептал:
— Морочу голову, говоришь? Да, дорогой, я хорошо умею это
делать.
— Когда вы отвезете меня к доктору?
Нижерадзе откинулся на спинку стула, прикрыл глаза. Федор
терпеливо ждал ответа. Наконец, зевнув во весь рот, князь произнес совсем
другим, безразличным вялым голосом:
