Я прощупываю ящики стола в поисках рычажка или защелки (вдруг у одного из ящиков есть двойное дно?), но ничего не нахожу. Я запихиваю вещи обратно в ящики и стою, разочарованно покачиваясь на каблуках. Само присутствие Елены в доме сковывает меня, словно на мне слишком тесная одежда и обувь. Я должна перестать думать о себе и сосредоточиться на мыслях о Тэсс, Мауре и том обещании, что я дала Маме. Но я не могу больше игнорировать действительность. Отец нанял Елену не для того, чтобы она учила нас щебетать по-французски и составлять букеты; она нужна для того, чтобы выдать нас с Маурой замуж.
Братья боятся, что придет такой день, когда ведьмы вновь воспрянут; Мама говорила, дело в том, что им ненавистна мысль о сильных, влиятельных женщинах. Поэтому нам не позволяется учиться в университете или получать профессию. Я знаю всего пару исключений: миссис Каррутерс — городская повитуха, и Элла Косомски — швея; правда, есть еще Марианна Беластра, но она взяла на себя заботу о книжной лавке лишь после смерти мужа. Как правило, женщинам не разрешают самостоятельно начинать бизнес.
Сестричество было задумано как альтернатива замужеству, почетная альтернатива. По поручению Братства Сестры занимаются богоугодной деятельностью: служат гувернантками и сестрами милосердия, навещают больных и умирающих, раздают еду бедным. Но уже много лет никто из жительниц Чатэма не становился на эту стезю. Лично мне сама мысль о том, чтобы провести всю жизнь, изучая священные тексты или наставляя осиротевших девочек, кажется отвратительной. Я практически уверена, что очень скоро поубивала бы своих учениц. Кроме того, жизнь за монастырскими стенами, в постоянной близости с множеством чужих женщин меня просто задушила бы. Не говоря уже о том, что там у меня почти не было бы шансов сохранить в тайне свою колдовскую сущность.
Нет. Сестричество не для меня.
Я забираюсь под письменный стол и провожу ладонью по оборотной стороне столешницы. Не мог же дневник взять и раствориться в воздухе! Но и тут тоже ничего не нахожу. Только натыкаюсь комнатной туфлей на торчащий из половицы гвоздь. Морщась, я снимаю туфлю и мрачно созерцаю стрелку на чулке. Теперь миссис О'Хара опять будет ворчать, мол, на меня не напасешься, и я рву чулки быстрее, чем Маура и Тэсс, вместе взятые…
Стоп.
Я медленно возвращаюсь обратно. Ближайшая к стене половица прогибается под моей ладонью. Я тяну торчащий из нее гвоздь, он свободно вынимается, и я поднимаю половицу. Под ней пустое пространство. Я засовываю в него руку по локоть, пытаясь что-нибудь нащупать. Скользнув по пыльным доскам, мои пальцы натыкаются на что-то маленькое, гладкое и круглое, и я вынимаю из тайника серую пуговичку. Скорее всего, она оказалась там случайно. Я помню платье, от которого она оторвалась: у него высокий воротник, серые воланы, отделанные черным кружевом, и ряд этих самых пуговок на спине.
Положив ее в ящик, я продолжаю поиски, но в тайнике больше ничего нет.
— Acclaro? — делаю я еще одну попытку, и внутри меня вспыхивает ведьминская сила.
Я снова засовываю руку в тайник: иллюзия пустоты нарушена, и мои пальцы слегка задевают переплет. Знакомая синяя ткань обложки запылилась, но я прижимаю тетрадь к груди, потому что она — часть Мамы. Какие бы тайны ни раскрыл мне дневник, в эти минуты Мама снова будет со мной. Мама расскажет мне, как я должна поступить. Она всегда знала, что надо делать.
Слава Богу!
— Мисс Кейт?
Да, новая гувернантка должна прийти в восторг от моего вида: я в одной туфле стою на четвереньках перед Маминым письменным столом, отклячив задницу кверху. Весьма достойно. Что ж, зато она не вошла минуту назад, когда я буквально наколдовала из воздуха Мамин дневник.
Интересно, она когда-нибудь слышала о том, что вначале полагается стучать?
Вдобавок ко всем бедам я пребольно стукнулась головой о столик, когда повернулась к двери на голос Сестры Елены.
— Я стучала, но никто не ответил, — говорит Елена, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. — Пришел мистер МакЛеод. Он желает вас видеть.
— Я искала сережку, — без зазрения совести вру я. — Она потерялась. Где-то.
— Вижу. Вам не нужно немного времени, чтобы привести себя в порядок?
Она что, издевается надо мной? Впрочем, посмотрев на себя, я прихожу к выводу, что, наверно, все таки нет: после того как я вдоволь поползала по полу, мое платье покрылось пятнами пыли, волосы растрепались и упали на лицо, а руки посерели от грязи. Вряд ли можно показаться в таком виде гипотетическому кандидату в мужья.
Пытаясь стряхнуть пыль с рукавов и спасти остатки собственного достоинства, я говорю:
— Да, пожалуй, нужно. Будьте любезны, передайте Полу, что я скоро спущусь.
Уединившись в своей комнате, я встряхиваю руками и избавляюсь от Маминого дневника.
Если бы сейчас к нам заявился любой другой визитер, я бы сказалась больной и провела бы остаток дня за чтением дневника. Кто бы мог подумать, что я захочу торчать в своей спальне не будучи больной! Но мне было необходимо узнать, какие советы оставила Мама. Когда ее не стало, мне было всего тринадцать — совсем еще дитя. За три года без нее я словно повзрослела лет на тридцать. Наверно, Мама понимала, что в свои тринадцать я не стала бы слушать ничего о мужьях и браке, и не заводила со мной таких разговоров. Может быть, в дневнике я найду советы, как выйти замуж, преисполненные материнской мудрости? Мои нервы натянулись и прямо-таки звенели от предвкушения, как ключи на поясе миссис О'Хара.
Но как же Пол? Я не могу к нему не выйти, пусть даже он заставил меня ждать целых четыре года.
Я надеваю одно из самых миленьких дневных платьев — темно-серое, с голубым кушаком и голубыми кружевами по вороту, тщательно причесываюсь и спешу в гостиную.
Пол уже там; он сидит, вытянув перед собой свои длинные ноги. Елена куда-то исчезла — вероятно, чтобы обсудить с Отцом нашу учебу. Маура и Тэсс вдвоем сидят на диване и трещат, как сороки, забрасывая Пола вопросами о Нью-Лондоне. Пол занимает гораздо больше места, чем мне помнилось по былым временам. Он вообще выглядит ужасно по-мужски — бородка, высокие черные кожаные сапоги для верховой езды, глубокий низкий голос. Его спина почти полностью загораживает синюю обивку высокой спинки кресла, и я понимаю, как привыкла находиться среди женщин — Отец с его постоянными отъездами не в счет. Заметив меня, Пол встает и берет мои руки в свои.
— Кейт, — говорит он, не сводя с меня глаз.
Он видел меня в свинарнике, перемазанную густым поросячьим пойлом. Он видел меня, с ног до головы перепачканную земляничным соком. Бывало, мы вместе кубарем скатывались с холма к пруду, и наша одежда становилась зеленой от травы. Но он никогда не смотрел на меня как сейчас. Его взгляд заставляет меня внезапно осознать каждый дюйм своего тела.
— Это платье как раз под цвет твоих глаз. Ты прелестно выглядишь. — Эти слова легко и уверенно срываются с его губ. Видимо, для него привычное дело говорить барышням комплименты.
