Сквозь лилейные шторы в мое окошко заглядывает луна. Я смотрю на освещенную лунным светом нагую статую Афины, богини мудрости и войны.
Мама не поручила Отцу защищать нас. Честно говоря, она и сама не слишком в этом преуспела. Она оставила дневник, полный загадочных предупреждений, и завещала мне тяжелую ответственность, которую, по-хорошему, должна бы нести сама.
Но я смогу защитить моих сестер. Что бы ни произошло с маминой подругой Зарой или с Бренной Эллиот, я не позволю этому случиться с Маурой и Тэсс. Во всяком случае, пока я не испустила свой последний вздох.
6
Я стою на помосте в задней комнате одежной лавки миссис Космоски. На мне лишь сорочка и корсет, а они разглядывают меня, как коня на ярмарке.
— Слишком худа, — говорит миссис Космоски, неодобрительно покряхтывая.
— Ну, это мы исправим, — успокаивает Елена. — Дадим намек на формы. Подушечки под грудь, турнюр…
Миссис Космоски кивает:
— Значит, работы будет больше. Моим обеим швеям придется работать всю ночь.
— Как считаете необходимым, — в голосе Елены звучит обещание. — Все должно быть готово к среде. А утром барышни придут на последнюю подгонку. Это чаепитие — их дебют в свете, они не могут появиться там в таком виде.
Миссис Космоски бросает взгляд на нежно-зеленое, с высоким воротником платье Мауры и сухо изрекает:
— И действительно.
Наш спор с миссис Космоски тянется не первый год. Она каждый раз предлагает мне яркие цвета, модные ткани, современные фасоны. До сих пор я не прислушивалась к ее советам, но теперь у меня нет шансов.
Елена убедила Отца тряхнуть мошной, чтобы каждая из нас могла обновить гардероб. Она заявила, что все наши старые вещи — старомодные и безвкусные. Тэсс возликовала при мысли о длинных, взрослых нарядах, и лишь я не ощущала от всей этой суеты никакой радости.
Я слишком озабочена мыслью о том, что, кажется, оказалась самой могущественной ведьмой за несколько столетий.
Елена обходит меня кругом.
— Однако, какая талия? Кейт, двадцать дюймов?
Я киваю, и она испускает протяжный, абсолютно неженственный свист:
— Большинство девушек убили бы за такую.
Маура сердито смотрит на меня из противоположного угла комнаты: к ее великому огорчению, ей ни разу не удалось затянуть корсет меньше, чем на двадцать четыре дюйма.
— Зато мне не требуется подушка на задницу, — бормочет она, не сводя с меня глаз.
Тэсс хихикает, прикрывшись ладошкой.
Миссис Космоски поджимает губы. Странно, она ведь денно и нощно занимается женскими формами и фасонами, почему же в ней столько ханжества?
— Маура! — Елена трогает один из своих идеальных черных локонов, обрамляющих идеальное, в форме сердечка, лицо. — Прошу вас, не употребляйте таких неподобающих леди слов.
Миссис Космоски снимает с меня мерки. Это высокая женщина с лебединой шеей и копной пышных темных волос. Во время разговора с Еленой ее жемчужные сережки качаются взад-вперед.
Пока я терплю ее тычки и щипки, сестры шепчутся на розовом двухместном диванчике; такие еще называют «места для влюбленных». Попутно Тэсс изучает модный журнал, и ямочка на ее левой щеке выдает то, как забавляют сестру иноземные фасоны Мехико-Сити.
Одежная мастерская задумана как дамский оазис и, вероятно, должна внушать чувство безопасности, но почему-то все, начиная с темно-розовых обоев и кончая бледно-розовым бархатным двухместным диванчиком, вызывает у меня скрежет зубовный. Все горизонтальные поверхности уставлены букетами роз, наполняющих воздух приторно-сладким ароматом. Для меня он слишком сильный, я прямо-таки задыхаюсь, а вот Маура этот запах обожает. Она словно ребенок в кондитерской лавке, у которого от огромного выбора закружилась голова. Елена это поощряет. Миссис Космоски благоговейно ловит каждое слово нашей гувернантки, впитывая ее рассказы, как евангельские истины, — ведь речь идет о том, что сейчас носят в Нью-Лондоне. Разве не предполагается, что Сестры истребляют в себе такие грехи, как гордыня и тщеславие? Уж конечно, наряды Елены ничем не уступят тем, что красуются на страницах каталогов. Сегодня на ней великолепное платье персикового шелка, который сияет на фоне ее темной кожи. Этот наряд чуть не довел Мауру до нервного припадка.
— Я уже закончила, мисс Кейт, — говорит миссис Космоски; ее дыхание пахнет мятой.
— Простите, мэм, — в дверном проеме появляется темная головка Габриэль Доламор, одной из здешних швей. Число тех, кто видел меня сегодня без одежды, прибыло. — Мисс Колльер пришла за своей перешивкой.
Я тянусь за своей нижней юбкой и простым коричневым платьем. Строго говоря, когда-то оно было насыщенного шоколадного оттенка, но потом пережило много стирок и теперь цветом больше всего напоминает грязь. Маура застегивает мне кнопки на спине; ее пальцы привычно и ловко касаются моей кожи.
— И прекрати уже ворчать, — требует она. — Считается, что это должно быть весело.
— У меня голова болит.
Голова болит уже два дня, с тех самых пор, как я прочла Мамин дневник. Я поднимаюсь и массирую виски. Я должна поделиться с кем-то этой тайной, и поскорее, пока она не свела меня с ума. Мама доверялась Марианне Беластра. Смею ли я поступить так же? Те, кто любит знания ради самих знаний, — эти слова подходят книготорговцам больше чем кому-либо еще.
— А ты просто подумай, какое лицо будет у Пола, когда он увидит тебя в этих новых платьях, — дразнится Маура, играя глазками.
— Тише!
Но теперь я уже не могу перестать об этом думать. Пол наверняка навидался и городских барышень, и городских мод. Мне вдруг захотелось, чтобы он думал о том, какая я хорошенькая. Чтобы онемел от восторга.
Я наклоняюсь застегнуть сапожки, чувствуя себя несчастной и обездоленной. Возможно, я должна выйти за него и уехать из дому — чем дальше, тем лучше. Если пророчество истинно, я непрестанно подвергаю сестер опасности.
— Здравствуйте, — говорит Роза Колльер, огибая нас по пути в святая святых.
Тэсс почти запрыгивает на прилавок, чтобы изучить лежащие там разноцветные ленты.
— О! — выдыхает Маура, проводя рукой по отрезу роскошного шелка под цвет ее сапфировых глаз.
Я ссутуливаюсь на угловом диванчике. Просто невозможно заботиться о новых платьях, когда у тебя есть серьезный повод для беспокойства. Мне приходится решать головоломку: как найти себе мужа и выглядеть привлекательно и прилично, несмотря на затаившиеся в голове мрачные думы. Внезапное хихиканье Розы обрушивается на мои барабанные перепонки, и я вздрагиваю.
— Вы будете божественны в этом фиолетовом, Кейт, — говорит Елена, вручая мне образец ткани. — Ваши глаза станут словно лаванда.
Я рассматриваю образец и содрогаюсь:
