Финн опускается рядом со мной на колени. Он тянется, чтобы помочь мне, немедленно напарывается на шип и ойкает. Капля крови стекает по его пальцу, который он тут же тащит в рот. У него красивый рот — сочный, красный; нижняя губа немного шире верхней.
Я роюсь в кармане плаща и вытаскиваю старый носовой платок.
— Вот, — предлагаю я, почти швырнув платок ему в лицо.
— Спасибо. — Финн подхватывает его, обматывает вокруг указательного пальца и снова тянется к кустам.
— Позволь уж мне, — настаиваю я. — Ты все равно не понимаешь, что делать.
Я помню, как Мама посадила эти розы, и не хочу, чтобы Финн загубил их, повыдергивав вместе с сорняками.
Повисает пауза. Я абсолютно уверена, что сейчас он встанет и уйдет, устав от грубостей злющей, как оса, ехидной любительницы уединения.
— Тогда покажи мне, как надо, — предлагает он с самым серьезным лицом. — Я должен этому научиться, я ведь садовник.
Я вздыхаю. О, как бы мне хотелось на него обидеться! За то, что он пришел сюда, на мое место, и занял его. За то, что он парень и обладает той свободой, о которой я могу только мечтать. За то, что он тот самый умный сын, о котором так мечтает мой Отец. Я хочу обидеться, но он ведет себя так, что мне трудно это сделать. Потому что он вовсе не самодовольный зануда, каким казался мне раньше.
И он не жалуется, хотя я уже давно изливаю на него свой гнев. Как будто он чувствует, что мне это необходимо. Но я немного побаиваюсь того, что могу сделать — или сказать — если он сейчас не уйдет.
— Не сегодня, — говорю я. — Пожалуйста. Я просто хочу побыть одна.
Финн поднимается, подбирает свою книгу и судок для ленча.
— Конечно. Возможно, когда-нибудь в другой раз. Всего хорошего, мисс Кэхилл.
7
Я чувствую себя связанной индейкой.
Сегодня утром мы с Маурой ходили к миссис Космоски на последнюю подгонку. Красноглазая Ангелина, опустошенная из-за потери Габриэль — которую, как до этого ее сестру, без суда увезли из города, — подгибала и отпускала, пока ее мать тыкала в нас булавками. Теперь наши новые платья сидели великолепно. Мы стали неимоверно модными — только вот я чувствовала себя неимоверно нелепой, каким-то свадебным тортом в виде девушки, которой навязали фиолетовое платье с громадными пышными рукавами. Многоярусная юбка — четыре метра парчи ушло — стояла колоколом; мягкое место стало еще мягче благодаря подбивке и топорщилось наподобие зонтика. Елена так затянула мой корсет, что я едва могла дышать, а протестовать не могла совсем.
Моя рука, заключенная по локоть в серую лайковую перчатку, грациозно опирается на вытянутую руку Джона. Он улыбается — а может, смеется надо мной в усы. Я не слишком уверенно передвигаюсь в новых ботинках на каблуках — их только вчера забрали у сапожника.
Маура, покачивая бедрами, плывет впереди меня в пышном васильково-синем платье. В сестре словно воплотилась сама женственность и гармония; она выглядит просто великолепно. Ее подбородок с ямочкой приподнят, щеки разрумянились от волнения. Платье Мауры отделано черным кружевом, и у нее симпатичный поясок с черной пряжечкой, не то что мой чудовищный кушак цвета павлиньего хвоста.
Горничная семьи Ишида провожает нас в гостиную. Там около дюжины дам распивают чай из фарфоровых чашек, расписанных цветами вишни — реверанс японским корням хозяина дома. Когда Дочери Персефоны основали Колонии, они отменили рабство и объявили свободу вероисповедания. В Новую Англию съехались ведьмы со всех концов мира; два века спустя у нас в городе уже было всякой твари по паре, и несколько японских семей в том числе. Некоторые проблемы возникли было во время войны с Индокитаем, но с тех пор минуло уже двадцать лет, и сейчас Ишида в числе самых уважаемых семейств Чатэма. Тем не менее хозяйка дома и по сей день старательно подчеркивает, что Ишида ведут свой род из Японии, дабы соседи не путали их с выходцами из других стран Востока.
— Мисс Кэхилл, мисс Маура, здравствуйте! Вы обе прелестно выглядите сегодня, — начинает ворковать миссис Ишида.
Я выдавливаю улыбку вместе с приличествующим случаю пресным ответом. Комнату заполняют жены и дочери Братьев. Миссис Ишида ведет нас через раздвижные двери в столовую, где Саши и Рори разливают чай и шоколад у длинного стола, обильно уставленного вазами с георгинами.
— Мисс Кэхилл, мисс Маура, мы очень рады, что вы смогли прийти, — говорит Саши. На ее тонком кукольном личике броско выделяются удивительные миндалевидные глаза, осененные густыми черными ресницами. — Мисс Кэхилл, какой дивный оттенок фиолетового! И ваши глаза на этом фоне совсем как фиалки!
— Благодарю, — журчу я в ответ. — Так мило со стороны вашей маменьки нас пригласить.
Рори хитренько смотрит на Саши с противоположного конца стола, и та смеется:
— О, это была моя идея; маменька никогда не думает о таких вещах. А я намедни увидела вас в церкви и подумала: так глупо, что мы толком не знаем друг друга. Мы же ровесницы, и живем по соседству, и мой папенька о вас очень высокого мнения. Это у вас новые платья?
— Наша гувернантка убедила папу, что нам необходим новый гардероб, — вступает Маура. Я удивленно поднимаю бровь: мы не называем Отца «папа» с тех пор, как перестали ходить пешком под стол.
— Вам повезло, — надувается Саши, — а вот мой папа говорит, что у меня слишком много платьев, а когда я прошу новых, терзает меня лекциями о корыстолюбии.
— Ваше платье великолепно, — быстро говорит Маура.
На Саши яркая, практически оранжевая, тафта в крохотный розовый горошек, а волосы украшают забавные розовые перья. Впрочем, она так хороша, что вся эта пестрота воспринимается как образец вкуса.
— Молоко или сахар? — спрашивает Рори.
У нее такие же черные блестящие волосы, как у Саши, но в остальном подруги совершенно разные. Саши миниатюрная и худенькая, а Рори высокая и пышная; она всегда старается повыгоднее подать свои роскошные формы и тонкую талию. Сегодня на ней платье красного атласа с вырезом в виде сердечка, и этот вырез слишком глубок для дневного наряда.
— Нет, благодарю, я пью обычный чай.
Саши вручает Мауре чашку горячего шоколада:
— Так у вас новая гувернантка? Она ужасна? Моя постоянно докучает мне французским. Можно подумать, я когда-нибудь поеду во Францию! Я буду счастлива отправиться в свадебное путешествие на побережье.
— Так нам следует ждать новостей о вашей помолвке? — спрашивает Маура и берет со стола имбирное печенье.
— О, я полагаю, не в ближайшие месяцы, — беззаботно говорит Саши. — Вы знаете, я выйду за моего кузена Реньиро, папенька так решил, когда я была еще ребенком. Его семья живет в Гилфорде. Мы навестим их в ноябре, по дороге в Нью-Лондон. Папеньке нужно быть на ассамблее Национального Совета. Думаю, тогда Реньиро и сделает мне предложение.
