Я возвращаюсь к реестру. Самым младшим обвиняемым по двенадцать лет — девчонки, такие как моя Тэсс. Самой старшей, домохозяйке миссис Клей, — сорок. Это одно из самых громких дел последнего десятилетия. Миссис Клей призналась, что делила ложе не только с мужем. Городские кумушки никогда не называли имени ее любовника, но оно было тут, выведенное аккуратным каллиграфическим почерком миссис Беластра: «Миссис Клей заявила, что, если ее признают виновной, виновным должен считаться также Брат Ишида, с которым она и совершила грех прелюбодеяния».
Брат Ишида? Я думаю о его холодных глазах и тонких губах, и моя кожа покрывается мурашками. А наказана, как всегда, только женщина.
Я справляюсь с отвращением. Мне нужно выяснить еще одну вещь. Я возвращаюсь к записям за октябрь и пробегаю глазами столбик имен. «Бренна Эллиот, шестнадцати лет. Преступление: колдовство. Обвинитель: ее отец. Приговор: Харвудская богадельня. Выпущена летом 1896 года по настоянию ее деда. Очевидные попытки самоубийства».
Всего десять месяцев в богадельне, и Бренна уже готова умереть. А моя крестная провела там почти десять лет.
Я прохожу в переднюю часть магазина. Финн читает книжку, положив подбородок на руки. Его глаза быстро бегут вдоль строк.
— Благодарю вас, мистер Беластра, вы мне очень помогли.
— Ты нашла то, что искала? — Его карие глаза ищут мои.
Найти-то я нашла, только вот это ни на шаг не приблизило меня к пророчеству.
— Да. Оказывается, она себя опозорила. Ее отправили в Харвуд.
— Мне жаль это слышать. — Финн поднимается из-за прилавка. — Я могу чем-то еще тебе помочь?
— Нет. И я буду тебе очень благодарна, если ты вообще забудешь, что я тут была.
Я набрасываю капюшон и направляюсь к двери. В панорамное окно мне виден Чатэм; даже озаренный полуденным солнцем, он выглядит каким-то сонным и погруженным в полузабытье.
— Погоди. Мисс Кэхилл, вас же ни в чем не обвиняют? И ваших сестер тоже?
Я разворачиваюсь. Плечи Финна под пиджаком напряжены, а челюсти сжаты.
— Нет! Конечно, нет. С чего ты взял?
Он хмурится.
— Ну ты же хотела посмотреть реестр.
— Я ведь сказала, мне было любопытно, что случилось с крестной. И потом, если бы нас в чем-то обвиняли, я бы вряд ли сидела здесь и почитывала книжечки. Какой с этого толк?
— А что бы ты делала, если бы тебя обвинили? — В глазах Финна напряженное внимание. Странно.
Я глубоко вздыхаю. Никто никогда раньше не задавал мне этого вопроса, но он давно уже не дает мне покоя. Если какой-то недоброжелатель застигнет нас за колдовством, я изменю ему память. Не могу сказать, что меня не будут потом терзать угрызения совести, но я это сделаю.
Только я не могу рассказать об этом Финну Беластре.
— Не знаю, — говорю я.
Потому что это тоже правда. Если мы не узнаем о доносе, пока не станет слишком поздно, если Братья со стражниками явятся к нам в дом и предъявят обвинения так же, как это было с Габриэль… Я не знаю, что стану делать в таком случае. Я не думаю, что моей колдовской силы хватит, чтобы стереть память полудюжине людей.
Я долгие часы ломала голову над этим вопросом, но так и не нашла решения. Может быть, его и нет вовсе.
Вот в чем все дело. Мы всецело зависим от милости Братьев.
— Я сбегу, — говорит Финн, водя ладонью по гладкому дубовому прилавку.
Мое сердце замирает. Не знаю уж, что я ожидала от него услышать, но явно не это.
— Ты мужчина. Они никогда тебя ни в чем не обвинят.
Финн мрачно смотрит на меня. Я не могла вообразить, что нескладный книготорговец, умненький мамин сын, может выглядеть так зловеще. Похоже, он — личность, с которой следует считаться.
— Я имею в виду, если обвинят Клару. Или матушку. Я возьму их и сбегу. Мы постараемся затеряться в большом городе.
Мой капюшон снова сваливается на плечи. Я не обращаю на это внимания и замираю на месте. Я ни разу не слышала подобных слов от мужчины. Это предательство. И это — завораживает.
— А как ты собираешься сбежать от стражников?
Финн понижает голос:
— Убью их, если понадобится.
Можно подумать, это так просто! Раз — и убийство готово!
— Как? — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал скептически. Мне трудно вообразить Финна Беластру, голыми руками убивающего здоровенных стражников.
Он наклоняется и достает из сапога пистолет. Я подхожу поближе. Я должна бы прийти в ужас — добронравные девушки в таких случаях всегда ужасаются, — но я очарована. У Джона есть охотничье ружье, он бьет им кроликов и свиней к обеду; но оно не предназначено, чтобы убивать людей. Даже стражники Братьев не носят оружия — во всяком случае, открыто. Убийство — это грех.
Как, впрочем, и колдовство.
Финн взвешивает пистолет в руке. Похоже, ему не впервой.
— Я отличный стрелок. Отец занимался со мной каждое воскресенье после церкви.
Наши глаза встречаются, и у меня возникает внезапное, беспримерное стремление признаться ему. В том, что я тоже готова, если придется, убить за моих сестер. Ради них я пойду на все.
Как и он. Это четко и ясно написано на его лице.
— А с чего им к вам приходить? — спрашиваю я.
Неужели Марианна тоже ведьма? И Мама именно поэтому доверяла ей?
— Матушка слишком независимая, чтобы им нравиться. Братья подозревают, что она пренебрегает их правилами и торгует запрещенными книгами. И они правы, — говорит он, и на его губах появляется ехидная улыбка. — Ну и от меня они не в восторге. Они предложили мне членство в Совете и место школьного учителя, если я соглашусь закрыть нашу лавку. Я думаю, что своим отказом задел их гордость.
Как глупо. Не удивлюсь, если Братья уничтожат его бизнес. Если бы он согласился, его семья была бы в безопасности.
— Почему ты отказался? — шепчу я.
Он склоняется над прилавком так, что наши лица почти соприкасаются, и тоже понижает голос. От него пахнет чаем и чернилами.
— Этот магазин служил источником доходов моего отца. Он был его мечтой. Я не отдам его Братьям.
— Это так смело — отказать им.
Его вишневые губы кривятся:
— Смело или глупо? Прошлой ночью скончался Брат Эллиот. Они прочили меня на его место. Если я снова откажусь, они наверняка примут меры.
Я холодею. Пророчество Бренны опять оказалось верным.
— Почему ты рассказываешь мне это? — Мой голос звучит как-то придушенно.
Он должен бы знать, что я могу донести на него. Рассказать о реестре, о пистолете, об угрозах в адрес Братьев.