Инга ничего не ответила. Она беззвучно плакала и растирала
слезы по щекам.
Глава 29
Черный джип давно выехал за город. Спутники Цитруса молчали,
иногда лениво перекидывались короткими пустыми репликами.
Он уже успел сказать им, что нельзя его сразу убивать, он
знает кое-что важное, и если они замочат его сгоряча, потом пожалеют об этом.
Ничего, кроме «завянь, падаль!», он не услышал в ответ.
За темными окнами проплыла какая-то голая редкая рощица,
несколько смутных покосившихся избенок, потом качнулись яркие огни придорожного
кабака. Джип трясло на скользком ухабистом шоссе. Связанные за спиной руки
ныли, босым ногам было холодно. Ужас сменился безразличием, вялой тоской.
«Хоть бы ГАИ остановила или шина прокололась. А может,
поторговаться с ними? О чем? Что я могу предложить? Денег? Смешно… Информацию?
Ну вот, я предлагаю. А им не надо. Они тупые исполнители и сделают то, что им
приказано».
Джип свернул с шоссе на проселочную дорогу. Вокруг был мрак,
даже от снега не делалось светлей. На миг Цитрусу показалось, что он уже где-то
в глубокой преисподней и рядом с ним тупые широкоплечие черти с бритыми
затылками. Пролетарии загробного мира. Они тихо деловито матерятся, шипят
слюной сквозь зубы, от них воняет не серой, а вполне приличным мужским
одеколоном.
За голыми деревьями забрезжил свет. Через минуту джип уперся
в высокие железные ворота. Горели яркие фонари. Ворота автоматически разъехались.
Ни слова не говоря, Цитруса вытолкнули на снег. Он тут же
упал. У него страшно кружилась голова, ноги не держали. По расчищенной дорожке
его повели к трехэтажному каменному дому, за шиворот впихнули в ярко освещенную
гостиную.
Раскинувшись в бархатном кресле, за низким журнальным столом
сидел Азамат в трикотажном спортивном костюме.
– Азамат, ты ничего не понял. Петька Мальков тебе наплел про
меня, но ты не понял. Я сейчас все объясню, – быстро, хрипло затараторил Цитрус
прямо с порога.
– А чего босой-то? – послышался голос из угла гостиной.
Цитрус взглянул и увидел, что на угловом диване сидит Петька
Мальков. Рядом на маленьком круглом подносе коньячная рюмка, плоская, широкая,
как блюдечко, ломтики лимона на тарелке и хрустальная пепельница. Почему-то от
этого натюрморта Гарика затошнило так, что он испугался: сейчас вырвет прямо на
персидский светлый ковер.
– Давай, Зоя Космодемьянская, выкладывай подробности, а то
мы тебя действительно не поняли, – Мальков взял в ладонь плоскую рюмку,
пригубил коньяк и облизнулся по-кошачьи.
Азамат молчал, сосредоточенно ковырял во рту зубочисткой, и
казалось, этот процесс занимал его значительно больше, чем присутствие босого
писателя с бледным, разбитым в кровь лицом.
– Дайте выпить мне, – прохрипел Цитрус, – выпить и покурить.
Азамат едва заметно кивнул громилам, которые стояли в
дверях. Один из них не спеша подошел к столу, плеснул коньяку в рюмку, поднес
ко рту Цитруса. Гарик жадно хлебнул, коньяк обжег разбитый рот.
– Развяжите руки ему, – пробасил Азамат, – пусть покурит.
От первой затяжки Гарика повело. Он почувствовал, что упадет
сейчас, шагнул к пустому креслу и рухнул в него, как в яму.
– Я думаю, тебя тоже подставили, Азамат, – произнес он все
так же хрипло, но уже немного спокойней, – я расскажу все по порядку. Но только
есть детали, которых не помню.
– Ничего, мои ребята помогут тебе вспомнить, – утешил
Азамат, – давай начинай. Слушаем тебя.
– Три дня назад мне позвонила девка, представилась
корреспонденткой журнала «Плейбой», сказала, что хочет взять интервью. Я
продиктовал ей адрес, она приехала. Мы поговорили, она записывала на диктофон.
Что было потом, точно не помню. Вроде мы выпили. И пришел Карл Майнхофф.
– Что, прямо домой к тебе пришел? – Азамат шевельнул
бровями.
– Как и когда он появился, я не помню. Но он был в моей
квартире. Корреспондентка сказала, что через час подъедет фотограф, но это был
Карл.
– Раньше он бывал у тебя в гостях?
– Нет. Никогда. Потом, когда я проспался, никого не было. Я
хреново себя чувствовал, будто меня наркотиками накачали. Позвонил в журнал
«Плейбой», чтобы узнать телефон корреспондентки и выяснить у нее, – что же
произошло, откуда она знает Карла и почему пришла ко мне вместе с ним. Но в
редакции мне сказали, у них такой корреспондентки нет. Ее звали Вероника
Суркова. Я уверен, это не настоящее имя.
– Ладно. И что вы делали втроем?
– Не помню. Туман в голове.
– Надо вспомнить, Гарик.
Цитрус заметил, как Азамат кивнул громилам, и все внутри
сжалось.
– Я вспомню… я сейчас… я сам, – пробормотал он. Громила уже
выдернул его из кресла.
– Не надо, я сам, – и тут же поперхнулся от легкого,
несильного удара под ребра, – мы пили, кажется, водку и говорили…
– О чем?
– Я сейчас… не бейте больше…
Громила вопросительно взглянул на Азамата. Тот чуть
нахмурился, показал глазами, мол, хватит пока с него, потом посмотрел на
Цитруса и ласково сказал:
– Встань, Гарик, не валяйся на полу. Гарик тяжело поднялся с
ковра и опять рухнул в кресло, дрожащей рукой взял свою сигарету, которая все
еще дымилась в пепельнице, судорожно затянулся.
– Мы очень много пили, Азамат. Я боюсь перепутать. Только
одно помню ясно, – он зажмурился и медленно, по слогам, произнес:
– Алиса.
– Какая Алиса?
– У Майнхоффа была в Москве баба много лет назад. Ее звали
Алиса. Он мне как-то сказал о ней, еще давно, в Ирландии. Ты ведь знаешь, в
начале восьмидесятых он учился здесь, в аспирантуре МГИМО. У него была любовь с
какой-то Алисой. Вот про нее мы и говорили.
– Ты ее знаешь?
– Нет. Никогда не видел.
– Как фамилия?
– Карл не назвал фамилию. Он только говорил, еще тогда, в
Ирландии, что это единственная женщина, на которой он хотел жениться.
Мимолетный разговор трехлетней давности, пустой треп за
липкой стойкой бара в Дублине вспыхнул в памяти неожиданно ясно, как свет
далекого спасительного маяка.
Азамат хочет узнать, кто такая Алиса. Его интересует любая
информация о Карле Майнхоффе. Это шанс. Это спасение. Все остальное – черный
мертвый туман, в котором нельзя уцепиться ни за одну реальную деталь. Говорить
надо только правду, если поймают на лжи, опять начнут бить. Сочинять ничего
нельзя, ведь неизвестно, насколько осведомлен Азамат.
