Только теперь я снова начал ощущать свое тело. Это было ужасно. А еще от удара Брейдена у меня раскалывалась голова.
Джози подошла к моей импровизированной постели и опустилась на колени.
— Ты можешь набросать пару слов для завтрашней речи?
— На панихиде?
Она кивнула.
— Не знаю.
— У тебя хороший слог.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
Она закатила глаза.
— Просто… Я же не писатель. Я всего-навсего пишу заметки. Для себя, — сказал я ей.
Джози вздохнула. Бесконечное терпение и доброта, которые она неизменно проявляла к детям, похоже иссякли. Она яростно потерла глаза.
— Нам нужна эта панихида, понял? Им она нужна. Нужно сделать так, чтобы казалось, что этого хотят все. Понимаешь, о чем я? Нельзя, чтобы кто-то думал, что это моя дурацкая прихоть. Церемония сработает и поможет нам только в том случае, если все решат, что это всеобщая инициатива.
— Ладно-ладно, — сдался я. — Ты права, Джози. Я что-нибудь накорябаю. Обязательно.
По правде говоря, у меня на этот счет уже появились кое-какие задумки.
— И спасибо за то, что все это организовала, — сказал я. — Должны же мы что-то сделать. Для них.
Она встала и пошла прочь, потом снова вернулась.
— Нет, — сказала она. — Это я должна тебя благодарить. Поэтому… Спасибо.
Не иначе как она благодарит меня за то, что я составил ей компанию.
— Эй, Дин, а можно у тебя еще кое о чем спросить?
— Конечно, — ответил я.
Джози уперлась взглядом в пол, как будто внимательно разглядывая свои тапочки.
— Какой сегодня день? — она хмыкнула. — То есть… я тут вообще потеряла счет времени. Все как-то смешалось. Мне кажется, что мы здесь уже долго, но, наверное, это не так.
— Сегодня четверг, — сказал я. — А мы оказались здесь во вторник.
— Три дня? — изумилась она. И начала хохотать. — Три дня? Это какое-то сумасшествие!
— Сумасшествие? — переспросил Нико, подходя к нам.
Я не слышал, как он приблизился. Он всегда подходил бесшумно. Наверняка он перенял этот трюк у бойскаутов.
— Надо же, четверг! — сказала Джози. — Мы здесь всего три дня. Будто целая жизнь прошла, правда?
— Кажется, что да, — сказал Нико.
Я тоже согласился. Я подумал обо всем, что случилось: об аварии автобуса, о том, как мы узнали о мегацунами, о землетрясении, о нашем временном заточении, о том, как я напал на Алекса, парня у ворот, как Астрид напала на Батиста.
Три дня.
— Я рад, что ты чувствуешь себя лучше, Джози, — сказал Нико.
— Да, — согласился я с ним и лег на спину. Мне очень хотелось спать.
Нико стоял и смотрел на погруженную в свои мысли Джози.
С ним явно происходило нечто такое, чего я раньше не замечал.
Его невозмутимый, сверлящий взгляд вдруг смягчился. Нико показался мне более открытым.
Он действительно радовался тому, что Джози чувствовала себя лучше. Не потому, что она была нужна нашей группе, просто он о ней беспокоился.
— Три дня! — спокойно проговорила Джози и покачала головой.
Глава 11
ПАНИХИДА
За неделю до церемонии прочитать собственное стихотворение перед одноклассниками было для меня все равно что залезть в школьном буфете на стол к старшеклассницам, снять штаны и продемонстрировать родинку на левом яичке.
Но всего за неделю все может измениться, и теперь я буду читать стихотворение.
Оно пришло мне в голову посередине ночи. Я схватил дневник и начал лихорадочно корябать его на бумаге. В темном магазине скрип ручки был единственным звуком, не считая гудение холодильников.
Закончив, я рухнул и уснул, уверенный в том, что из-под моего пера только что вышло самое гениальное стихотворение в мире. В сонном состоянии мне казалось, что оно поможет спасти мир.
Утром я проснулся, услышав, как Батист повторяет за Хлоей.
Я открыл дневник, чтобы насладиться своей гениальностью, — ничего удивительного — там были одни неразборчивые каракули. Я смог разобрать всего пару слов. Моя писанина хаотично расползлась по всему листу, но самым забавным было то, что я яростно что-то подчеркивал, но никаких слов над линиями не было, только восклицательные знаки.
Итак, мне пришлось все перечеркнуть.
Угадайте, кто приготовил завтрак? Мы с Алексом. Небось вы думаете, что всем уже надоели мои полусырые, полуобугленные деликатесы? Но все за милую душу уплели холодные, даже еще замороженные вафли и подгоревшие картофельные оладьи. Я поручил второклассникам почистить для всех апельсины. Они добросовестно выполнили задание. Я записал это в свой дневник.
Во время завтрака Джози сообщила, что церемония состоится в отделе мебели для спален и ванн через час. Она попросила нас не приходить раньше назначенного, чтобы все приготовить.
— Нам нужно как-то нарядиться? — спросила Хлоя.
Макс застонал и закатил глаза.
— Что? Это же церемония! Как в церкви! — запротестовала она.
— Это хорошая идея, Хлоя. Всем нужно надеть на себя соответствующую одежду, — распорядилась Джози.
— А можно я пойду так? — спросил Брейден. Он был в джинсах и толстовке.
Джози пристально посмотрела на Джейка. Она ждала.
Джейк прокашлялся.
— Мне кажется, что переодеться должны все без исключения, — сказал он. — Ситуация обязывает.
Я хорошенько протерся детскими влажными салфетками и переоделся в чистое. Достав дневник из спального мешка, я снова посмотрел на свое стихотворение, пытаясь разобрать хоть слово, хоть запятую и вдруг услышал звон колокольчиков.
— Что это? — донесся до меня голос маленького Генри.
Он выбрался из игрушечного домика, который они с сестрой построили из картонной коробки. Вслед за ним тут же возникла Каролина.
— Это колокольчик, — ответил я. — По-моему, это Джози хочет нам сказать, что пора собираться на церемонию.
— Наша мама их очень любит, — сказал мне Генри, беря меня за руку. — У нее их штук пять, она развешивает их по всему саду. Их часто сдувает ветром, но она всегда снова вешает. Ей очень нравится, как они звенят.
— Я знаю, — улыбнулся я, — у нас в саду их тоже слышно.
Моя мама из-за этих колокольчиков называла их маму хиппи, но я с ней был не согласен.
— Наша мама говорит, что они звучат, как в сказке, — добавила Каролина.
— Кстати! — пришло в голову Генри. — Давайте возьмем для нее несколько штук! Когда мы сможем отсюда выйти, захватим их с собой!