— Ты просто жалел меня, да? — прошептала она, и
ярость и горе, которые она подавляла эти полтора дня, вдруг выплеснулись
наружу.
Ее пронзила боль, и все померкло вокруг, все. Осталось лишь
исступленное, страстное желание причинить Джеймсу боль, такую же сильную боль,
Джеймс тяжело дышал и говорил быстро:
— Поппи! Поэтому я и не хотел, чтобы Фил знал…
— Неудивительно, — взвилась Поппи, —
неудивительно, что ты так и не сказал, что любишь меня, — она продолжала,
уже не обращая внимания на Фила. — Как я могла тебе верить? Помимо всего
прочего, ты ни разу меня не поцеловал. Мне не нужна твоя жалость.
— Что значит «помимо всего прочего»? Что это
значит? — взревел Фил. — Я убью тебя, Расмуссен!
Он вырвался из рук Джеймса и с новой силой набросился на
него. Джеймс уклонился, так что первый удар лишь слегка задел его волосы. Фил
снова бросился на Джеймса, и тот, извернувшись, схватил его сзади в замок.
Поппи услышала, как в холле раздались быстрые шаги.
— Что здесь происходит?
Миссис Хилгард в растерянности остановилась на пороге
спальни.
В ту же минуту у нее за спиной вырос Клифф.
— Что случилось? Почему вы кричите? — его
подбородок на исхудавшем за последние дни лице выделялся еще сильнее, чем
обычно.
— Это ты подвергаешь ее опасности, — прошептал
Джеймс на ухо Филу, — смертельной опасности, прямо сейчас.
Он был разъярен и выглядел диким. Нечеловечески страшным.
— Отпусти моего брата! — закричала Поппи. Ее глаза
наполнились слезами.
— О боже, дорогая, — едва могла вымолвить миссис
Хилгард. Она бросилась к дочери и обняла ее. — Мальчики, немедленно
уходите отсюда.
Дикая ярость исчезла с лица Джеймса, и его хватка ослабла.
— Послушай, извини меня, но я должен остаться. Поппи…
Филипп локтем ударил его в живот. Вероятно, Джеймсу не было
так больно, как было бы больно смертному, но Поппи увидела, что ярость
промелькнула на его лице, как только он смог разогнуться. Он поднял Фила и
бросил в сторону платяного шкафа. Миссис Хилгард закричала, Клифф бросился к
ним и встал между ними.
— Ну хватит! — прорычал он.
Обернувшись к Филу, он спросил:
— С тобой все в порядке?
Затем он обратился к Джеймсу:
— Что тут случилось?
Фил потирал голову, медленно приходя в себя. Джеймс молчал.
Поппи не могла произнести ни слова.
— Ладно, все это не имеет значения, — подытожил
Клифф. — Похоже, все мы сегодня выбиты из колеи. Но тебе, Джеймс, все же
лучше сейчас пойти домой.
Джеймс посмотрел на Поппи.
Поппи, дрожа, как от сильной боли, повернулась к нему
спиной. Она бросилась в материнские объятия, не сказав ни слова.
— Я вернусь, — тихо сказал Джеймс.
Его слова должны были означать обещание, но в них
чувствовалась затаенная угроза.
— В ближайшее время — нет. — Голос Клиффа
прозвучал, как воинский приказ.
Глядя через мамино плечо, Поппи увидела кровь на светлых
волосах брата.
— Думаю, всем нам нужно время, чтобы остыть, —
подытожил Клифф. — Ну же, Джеймс, пошевеливайся.
Он вывел Джеймса из комнаты. Поппи дрожала л всхлипывала,
она старалась не обращать внимания на приступ головокружения и все
усиливающееся бормотание разных голосов в своей голове. Из музыкального центра
доносилась дикая, бьющая по барабанным перепонкам английская музыка.
В течение следующих двух дней Джеймс звонил восемь раз.
На первый звонок Поппи ответила. Телефон зазвонил около
полуночи, и она автоматически подняла трубку, еще в полусне.
— Поппи, не вешай трубку, — сказал Джеймс.
Поппи бросила трубку. Спустя мгновение телефон зазвонил
снова.
— Поппи, если ты не хочешь умереть, выслушай меня.
— Это шантаж. Ты псих, — сказала Поппи, стискивая
телефонную трубку.
Язык у нее еле ворочался, голова была тяжелой и болела.
— Поппи, это правда. Поппи, послушай. Сегодня ты получила
мало крови. Из-за меня ты ослабела, а взамен не получила ничего. Это тебя
убьет.
Поппи слушала Джеймса, но смысл слов ускользал от нее. Она
поняла, что пропускает их мимо ушей, что проваливается в какой-то мягкий,
вязкий туман и не способна рассуждать здраво.
— Мне все равно.
— Тебе это не может быть все равно, и если бы ты была
сейчас в состоянии думать, ты бы так не сказала. Сейчас у тебя в голове полная
неразбериха. Ты слишком плохо владеешь собой, слишком неразумна, чтобы
признаться в этом.
Все это подозрительно походило на то, что и сама Поппи
поняла спустя некоторое время после скандала. Она поняла, что была похожа на
Марицу Шаффер, которая выпила шесть бутылок пива на новогодней вечеринке у
Джана Неджара. Она вела себя как полная дура и не могла остановиться.
— Я только одно хочу понять, — сказала она
наконец, — правда ли то, что ты сказал Филу?
На другом конце провода раздался громкий вздох.
— Да, я действительно сказал это Филу, но это неправда,
я просто хотел отделаться от него.
У Поппи вновь сдали нервы.
— Почему я должна верить человеку, который всю жизнь
лгал?! — крикнула она и, повесив трубку, разрыдалась.
Весь следующий день она провела в полном и бездумном
отрицании. Ей все казалось ложью: и ссора с Джеймсом, и его беспокойство, и
даже ее болезнь. Особенно ее болезнь. Поппи ее игнорировала, она просто
принимала лекарства, не утруждая себя мыслями о том, зачем они ей нужны.
Поппи умудрялась не обращать внимания на разговоры мамы с
Филом о том, как быстро она угасает, как бедная Поппи бледнеет, слабеет, как
ухудшается ее состояние. И только она одна знала о том, что способна слышать
разговоры, происходящие в холле, так явственно, как будто говорят в ее спальне.
Все ее чувства обострились, несмотря на то что сознание оставалось затуманенным.
Глядя на себя в зеркало, она поражалась собственной бледности. Ее кожа казалась
восковой, а глаза смотрели яростно и словно горели зеленым огнем.
Джеймс звонил еще шесть раз, но миссис Хилгард отвечала, что
Поппи не может подойти к телефону.
Ремонтируя поврежденный шкаф в спальне Поппи, Клифф
удивлялся:
— Кто бы мог подумать, что этот парень такой сильный?
Джеймс отключил мобильный телефон и ударил кулаком по
приборной доске машины. Дело было в четверг, день клонился к вечеру. «Я люблю
тебя», — вот что он должен был сказать Поппи. Теперь слишком поздно, она
не захочет с ним разговаривать. Почему же он этого не сказал? Теперь все его
оправдания казались смешными. Он не воспользовался невинностью Поппи и чувством
благодарности, которое она к нему испытывала… Что ж, браво! Он всего лишь
прокусил ей вены и разбил сердце.
