— Кто «они»? Твои родители?
— Люди ночи. Они живут рядом с нами, Фил. Любой из тех,
кого ты знаешь, может оказаться в их числе. Любой. И мэр тоже. Так что держи
рот на замке.
Филипп посмотрел на него прищурившись, затем развернулся и
направился к своей машине.
Никогда еще Джеймс не чувствовал себя таким опустошенным.
Все, что он задумал, обернулось против него. Поппи грозила теперь еще большая
опасность, чем раньше. А Филипп Норт считал его выродком и злодеем. Фил не знал
только одного: Джеймс был с ним полностью согласен.
По дороге домой Фил вспомнил, что выронил сумку с клюквенным
соком и консервированной дикой вишней, которые попросила Поппи. За последние
два дня Поппи почти не притрагивалась к еде. А когда она все же соглашалась
что-то съесть, то это всегда было нечто странное. Хотя, нет, — это всегда
было что-то красное. Фил осознал это, когда во второй раз оказался у кассы в
супермаркете. Он почувствовал спазм в желудке. Все, чего она хотела в последнее
время, было красного цвета и неизменно полужидкое. Понимала ли сама Поппи, что
с ней происходит?
Войдя в спальню сестры, он изучающе посмотрел на нее. Теперь
Поппи почти все время лежала в кровати. Она была бледной и очень спокойной.
Одни только глаза жили на ее лице своей особой, беспокойной жизнью. Они словно
светились диким огнем.
Клифф и мама говорили о необходимости нанять сиделку,
которая постоянно присматривала бы за Поппи.
Поппи с отвращением смотрела на принесенные им лакомства.
Она сделала маленький глоток и поморщилась. Фил наблюдал за ней.
— Не понравилась дикая вишня? — спросил Фил,
подвигая стул и усаживаясь рядом с кроватью сестры.
Еще глоток, и она поставила банку с консервированной вишней
на столик рядом с кроватью.
— Не знаю… Вообще-то я не голодна, — сказала она,
откидываясь на подушки, — извини, что зря гоняла тебя в магазин.
— Да что ты, ерунда.
«Боже, она выглядит совсем больной», — подумал Фил.
— Может, хочешь еще чего-нибудь?
Закрыв глаза, Поппи покачала головой. Движение было слабое,
едва уловимое.
— Ты замечательный, ты очень хороший брат, —
рассеянно проговорила она.
«Она всегда была такой живой, — думал Фил. — Отец
называл ее Киловатт или Нон-стоп. Она просто излучала энергию!»
— Я сегодня видел Джеймса Расмуссена.
Казалось, эти слова вырвались у него сами собой, помимо его
воли.
Поппи окаменела. Руки под одеялом… нет, они не сжались в
кулаки, они словно выпустили когти.
— Лучше бы ему держаться подальше отсюда.
Что-то с ней было не так. Поппи и раньше могла сердиться, но
сейчас в ее реакции появилось нечто ей несвойственное: Фил никогда прежде не
слышал в ее голосе этих агрессивных ноток. У него перед глазами промелькнули
кадры из триллеров: марширующие мертвецы, ходячие трупы, такие, как няня
Джеймса.
Что будет, если Поппи и вправду прямо сейчас умрет? Сильно
ли она уже изменилась?
— Я выцарапаю ему глаза, пусть только попробует
сунуться! — сказала Поппи. Ее пальцы сжимались и разжимались подобно
кошачьим когтям.
— Поппи, Джеймс сказал мне, кто он на самом деле.
Странно, но со стороны Поппи не последовало никакой реакции.
— Он подонок, животное.
Что-то в ее голосе заставило Джеймса содрогнуться.
— Я сказал ему, что ты никогда не захочешь стать такой
же, как он.
— Ни за что, если это означает всегда быть с ним рядом.
Я не хочу его видеть.
Фил долго смотрел на нее, затем медленно откинулся на спинку
стула и закрыл глаза. Его рука непроизвольно потянулась к макушке, где он
почувствовал резкую сильную боль.
С Поппи что-то случилось. Ему не хотелось это признавать, но
она действительно казалась странной. Нелогичной. И теперь он понимал, что она
начала меняться с той минуты, когда Джеймса выставили за дверь. Так что,
возможно, она и в самом деле находилась в странном, пограничном состоянии: уже
не смертная, но еще и не вампир. Она не способна здраво рассуждать. Все
обстояло именно так, как предсказывал Джеймс.
«Речь идет о жизни и смерти Поппи, ей и решать».
Он должен спросить ее.
— Поппи, — Фил подождал, пока на нем остановится
взгляд ее зеленых немигающих глаз, — когда мы с ним говорили, Джеймс
сказал, что ты согласилась… измениться. До того, как ты рассердилась на него.
Это правда?
Поппи удивленно подняла брови.
— Я рассердилась на него, — согласилась она, как
будто поняла только половину вопроса. — А знаешь, почему я тебя люблю?
Потому что ты всегда его ненавидел. Теперь мы оба его ненавидим.
Фил помолчал минуту и осторожно продолжил:
— Да-да, конечно. Но когда ты не была на него сердита,
тогда, раньше, ты хотела стать такой же, как он?
Вдруг на лице Поппи промелькнула тень рассудка.
— Я просто не хотела умирать, — сказала
она, — мне было страшно и очень хотелось жить. Если бы врачи могли мне
помочь, я не согласилась бы на это. Но они ничего не могли сделать.
Теперь она сидела на кровати, устремив взгляд вдаль, как
если бы увидела там нечто пугающее.
— Ты не представляешь себе, каково это — знать, что
скоро умрешь, — прошептала она.
Филиппа обдало холодом. Нет, он не представлял себе того, о
чем говорила Поппи, но он знал, он мог представить, что будет с ним, если Поппи
умрет. Мир без нее станет пустым.
Они долго сидели молча. Наконец Поппи снова откинулась на
подушки, под глазами у нее легли синие тени, как будто разговор утомил ее.
— Какое все это имеет значение? — сказала она
вдруг бодрым голосом. — Я не собираюсь умирать. Доктора ничего не знают.
«Так вот как она справляется с этим, — подумал
Филипп. — Она просто не желает знать о своей болезни, делает вид, что ее
не существует». Теперь он ясно представлял себе ситуацию и знал, что делать.
— Ну ладно, я пойду, пожалуй, тебе нужно
отдохнуть, — сказал он и погладил руку сестры. Рука была очень холодной и
хрупкой и напоминала птичью лапку, потому что из-под кожи проступали все
косточки. — Скоро увидимся.
Не говоря никому ни слова, Фил выскользнул из дома. Он
выехал на дорогу и прибавил скорость. Через десять минут он был на месте.
Раньше он никогда не бывал у Джеймса дома.
Открывая дверь, Джеймс холодно осведомился:
— Что тебе здесь надо?
— Можно войти? Мне нужно с тобой поговорить.
Джеймс отступил назад, пропуская гостя.
