Теперь Поппи была точно уверена, что у нее нет рака.
Болезнь — тот ужас, который сидел у нее внутри, — ушла.
Новое тело каким-то волшебным образом убило и поглотило ее. Или, вернее,
изменилась каждая клеточка ее тела, каждая молекула.
Никогда еще, даже когда была совершенно здорова, Поппи не
чувствовала себя так хорошо. Она ощущала волшебную гармонию собственного тела и
осознавала, что оно прекрасно ей служит.
Но ее мучил голод. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы не
наброситься на блондина, стоявшего на краю могилы. Он — брат. Поппи знала, что
это ее брат, но он смертный, и она чувствует запах крови, дарующей жизнь и
силу. Силу, которая была ей так необходима.
«Бросайся на него», — нашептывал ей внутренний голос.
Поппи нахмурилась и постаралась отогнать от себя эту мысль. Она вдруг
почувствовала, как нечто упирается в ее нижнюю губу, и ощупала губы.
Это зуб, маленький изогнутый клык. Ее клыки стали длинными,
с заостренными концами и очень чувствительными.
Как странно. Она нежно потерла свои новые зубы, потом
потрогала их языком, затем снова чуть надавила губой. В этот миг они
уменьшились. Но стоило ей подумать о смертных, как о ягодах, наполненных
чудесным соком, как зубы снова удлинялись. «Смотри-ка, что я умею!»
Поппи не осмелилась своим открытием мешать двум мрачным
парням, которые спешно закапывали яму. Она оглянулась, стараясь отвлечься от
мыслей о еде.
Странно, но она не могла понять, что происходит вокруг, день
сейчас или ночь. Или солнечное затмение. Для дня слишком сумрачно, для ночи слишком
светло. Поппи отчетливо видела листья на верхушках деревьев и бледные крылья
мотыльков, порхавших в листве.
Она подняла голову и замерла от изумления. Там, наверху,
ярким серебряным светом светилась огромная круглая штука. Поппи подумала, что
это космический корабль или летающая тарелка, и вдруг поняла: это просто лунный
диск. Луна. Обыкновенная полная луна. А такой необыкновенно яркой и большой она
кажется потому, что обновленная Поппи обладает даром ночного видения. Так вот
почему она так хорошо видит мотыльков, порхающих в кронах деревьев!
Все ее чувства обострились. Вокруг витали тончайшие запахи,
запахи лесных зверьков и птиц. Ветер принес мучительно аппетитный запах
кролика.
А еще мир вокруг стал многозвучным. Она услышала лай собаки
и только потом поняла, что собака находится где-то далеко, за пределами
кладбища.
«Готова поклясться, бегаю я тоже очень быстро», —
подумала Поппи. Она чувствовала, как сильны ее мускулистые ноги. Ей хотелось
пробежаться в этой прекрасной, восхитительно благоухающей ночи, слиться с ней.
Она ощущала себя неотъемлемой частью огромного мира.
Джеймс, позвала Поппи. Было так странно обращаться к нему,
не произнося вслух ни слова. Она даже не задумывалась о том, как ей это
удается.
Джеймс, не прекращая работы, посмотрел на нее.
Держись, малышка, мы почти закончили, беззвучно ответил он.
Ты научишь меня охотиться?
Джеймс лишь кивнул в ответ. Волосы падали ему на лоб, он
выглядел уставшим. Поппи вдруг показалось, что она видит его впервые, —
ведь теперь она устремлялась к нему по-новому, все ее чувства обострились. У
него не просто шелковистые каштановые волосы, завораживающие серые глаза и
мускулистое тело. Он пах чистым зимним дождем, она слышала, как бьется его
сердце и как ширится серебристая аура его мощи и силы. Она ощущала, как текут
его мысли, по-звериному чуткие, но в то же время нежные и немного печальные.
Теперь мы партнеры на охоте, радостно обратилась к нему
Поппи, и Джеймс улыбнулся в ответ. Но он был грустен, и Поппи чувствовала, что
он чем-то обеспокоен и старается от нее это скрыть.
Поппи не могла больше думать. Она уже не чувствовала голода,
у нее возникло странное ощущение… будто ей не хватает воздуха.
Джеймс и Фил стряхивали брезент и раскатывали рулоны
газонной травы. Забавно, раньше она об этом не думала. Ведь она лежала в
могиле, ей полагается быть напуганной или содрогаться от отвращения. Но она
даже не помнила, что с ней происходило после того, как она уснула в своей
спальне, и до того, как Джеймс ее разбудил.
Она все забыла. Все, кроме сна…
— Отлично, — сказал Джеймс, складывая
инструменты. — Теперь пора уходить. Как ты себя чувствуешь?
— М-м-м… Немного странно. Не могу глубоко вдохнуть.
— Я тоже, — ответил Фил, тяжело дыша и вытирая
лоб. — Никогда не думал, что копка могил такая тяжелая работа.
Джеймс бросил на Поппи пристальный взгляд.
— Как ты думаешь, ты потерпишь с этим, пока мы не
приедем ко мне?
— Ну… надеюсь. — Поппи не понимала, что он имеет в
виду. С чем она должна потерпеть? И почему он думает, что у него ей станет
легче дышать?
— В доме есть пара вполне безопасных доноров, —
сказал Джеймс. — Я не хочу, чтобы ты выходила на улицу. Лучше будет, если
ты сделаешь это у меня.
На этот раз Поппи поняла, о чем он говорит.
Джеймс хотел, чтобы она спряталась на заднем сиденье машины,
но она отказалась. Ей хотелось сидеть впереди, чтобы чувствовать дуновение
свежего ночного ветра.
— Хорошо, — в конце концов сдался Джеймс. —
Закрой хотя бы лицо рукой. Я поеду задворками. Тебя не должны видеть.
На улицах было пустынно. Приятный ветер обдувал щеки, веял
прохладой, но не облегчал ей дыхания. Как Поппи ни старалась, она не могла
сделать вдох.
«У меня кислородное голодание», — думала она. Сердце
бешено стучало, губы и язык стали сухими, но воздуха все равно не хватало.
«Что со мной?»
Вдруг ее сковала невыносимая боль. Ужасные мышечные
судороги, похожие на спазмы, такие, которые бывали у нее, когда она занималась
в школе легкой атлетикой.
С трудом преодолевая боль, Поппи вспомнила слова учителя
физкультуры: «Спазмы бывают, когда мышцы не получают достаточно кислорода.
Судорога — это знак того, что мышцы умирают от голода». Но это же больно! Очень
больно. Она не могла даже позвать на помощь Джеймса. Сил хватало только на то,
чтобы, уцепившись за дверь машины, судорожно вдыхать воздух. Она с шумом втягивала
его в себя, но это не помогало.
Спазмы сковали все ее тело. Поппи была так слаба, что в
глазах у нее потемнело. Она чувствовала, что умирает. Случилось что-то
страшное, неправильное. Казалось, она тонет и отчаянно пытается вынырнуть на
поверхность, чтобы глотнуть немного воздуха… но воздуха нет.
И вдруг она увидела путь к спасению. Увидела или, точнее,
почуяла. Машина остановилась на красный свет. Поппи по пояс высунулась из
салона и вдруг поняла, что впереди забрезжила жизнь.
Жизнь. Больше всего на свете ей хотелось жить. Поппи не
размышляла, она действовала, и действовала молниеносно: резким движением она
распахнула дверь и выскочила из машины. Вслед ей послышался страшный крик Фила,
слившийся с криком Джеймса. Она не обратила на них никакого внимания. В этот
миг для нее не существовало ничего, кроме одного — желания жить.
