– Но это же… но это же люди Петра Дмитриевича… я сама его видела.
– Ты не в себе, Валя. Ты, может, еще скажешь, что я кого-то убила и у меня все руки в крови.
– Да-да! – выпрямилась Валентина. – Мне показалось, что ты ударила его пальцами в живот, и я видела, как они вошли в его тело, а дальше я ничего не помню… это, наверно, бред, ведь такого не бывает…
– Совершенно верно, – бодро откликнулась я, – ты меня за кого принимаешь? За Брюса Ли? За этого… Стивена Сигала? Где ж это такое видано, чтобы пальцами пробить брюшные мышцы здоровенного мужика? К тому же после такого удара у меня руки должны быть в крови, а они, как ты видишь, чистые.
И я показала ей правую руку, совершенно чистую. Потому что била – левой.
* * *
Машину мы бросили на пустынном пляже, которых, как оказалось, немало и на средиземноморском побережье Испании. Хотя, надо отдать должное испанцам, этот пустынный берег выглядел куда лучше иного сочинского пляжа, за вход на который дерут бешеные деньги.
После этого встала проблема: что делать дальше? Впрочем, встала – это громко сказано, данная проблема не отпадала с того времени, как генерал Азарх, будь он неладен, заключил с нами этот проклятый договор о поисках проекта Вишневецкого и возвращении его на родину. Я ожидала худшего, но нам неожиданно повезло. На дороге, куда мы выбрались и затем стояли, как два столбика, тормознула ярко-оранжевая «БМВ» с французскими номерами – первый раз вижу «бэшку» такой ультрафиолетовой расцветки! – и крашеный парень поприветствовал нас гортанным звуком, похожим на боевой клич центральноафриканского дикого племени. После этого он по-французски пригласил нас садиться.
То, что он говорит по-французски, я поняла не сразу. Впрочем, мы быстро разобрались и перешли на английский; парень сказал, что его зовут Жан-Люк и что он едет через Францию в гости к своей обожаемой тетушке, которая живет в Турине.
– А вы откуда?
– Мы из России. From Russia, проще говоря.
– А! Russia! Матрещьки, водка? Если хотите, можете ехать со мной, – сказал он, жеманно улыбаясь.
– Thank you, – сказала я. – Кажется, нам повезло, – повернулась я к Валентине, – он едет в Италию через Францию, в Турин, к тетушке. Оттуда мы можем вылететь в Петербург без опаски.
– Почему в Петербург?
– Потому что там Родион!
Валентина заморгала длинными ресницами:
– Но… он в России? Как же… так?
– Теперь – в России, – сказала я.
– Ну ладно. А до Турина отсюда, наверно, очень далеко? – спросила она у меня. – Все-таки через три страны проезжать.
Я переадресовала вопрос Жан-Люку. Тот пожал плечами и рассмеялся:
– Далеко? Да километров шестьсот или семьсот, ни разу по счетчику не засекал. Часов через пять будем на месте, какие проблемы!
Валентина вздохнула, а я сказала:
– Привыкли все мерить своими российскими расстояниями, дескать, через три страны – это через полсвета. А тут страны маленькие, так что лихо проскочим.
– Какие все-таки французы галантные, – сказала Валентина, гарцуя на заднем сиденье. – Не то что эти бешеные испанцы. А уж про наших, русских…
– Кажется, про испанцев ты тоже в свое время говорила, что они очень уж хорошие.
– Когда это?
– А помнишь, когда нас спасали со «Скрябина»?
– Ну… я тогда…
– Девчонки, – сказал обласканный Валентиной француз, – хватит болтать. Как будто рты только для болтовни нужны. Давайте сделаем так, чтобы до Турина весело ехать было. Русские, говорят, веселые.
С этими словами он стал расстегивать свою ширинку, и я, не успев ничего понять, оказалась лицом к лицу с его внушительным членом, украшенным бледной замысловатой татуировкой. Француз, вежливо улыбаясь, нежно прихватил меня за шею и стал пригибать к своему достоинству, причем с таким видом, словно он предлагал скушать мороженого, а не заняться оральным сексом.
Я убрала его руку.
– Простите, Жан-Люк, но, кажется, тут какое-то недоразумение. Вы нас не за тех принимаете, наверное.
Жан-Люк невинно улыбался, не застегивая при этом штанов и нисколько не смущаясь при виде моей добродетельной физиономии.
– Да нет, за тех, – сказал он.
– Но, вы, кажется, приняли нас за проституток?
Жан-Люк даже помрачнел.
– Если бы вы были проститутками, я бы вас даже и не посадил. Я с проститутками не общаюсь.
– А за кого же вы нас приняли?
– За тех, кто вы и есть: за туристок. Вы еще и русскими оказались, и я подумал, что можно по полной программе оторваться. Я, правда, вас сначала за немок принял, но потом подумал, что для немок вы уж больно красивы. Честно говоря, я вообще с женщинами не общаюсь, – продолжал словоохотливый француз. – Я все-таки мужчин предпочитаю. Просто решил попробовать, кто лучше делает минет, мужчины или женщины. С женщиной мне только три раза привелось, подумал, может, не те попадались, может, русские девчонки меня в этом разубедят. А вы, оказывается, такие… правильные. Ну ладно, нет так нет, если обидел – простите.
Словоохотливый француз заправил свой орган обратно в штаны и весело глянул на нас. Я улыбнулась, хотя это далось мне с некоторым напряжением, а вот Валентина была явно шокирована. Впрочем, она всегда была достаточно закомплексованной.
– В женщинах я ничего не понимаю, – продолжал Жан-Люк. – Что касается женщин, то в этом понимает моя тетушка. Она председательница какого-то там общества лесбиянок, мы однажды туда ходили с моим другом Сильвеном. Ничего хорошего, толстые тетки, которые пытаются рассуждать умно и цитируют Керуака и Уильяма Берроуза.
– Ну вот, – сказала я по-русски, обращаясь к Валентине, – а ты говорила, что французы чрезвычайно галантные. Если это и так, то это очень своеобразная галантность…
Валентина молча кивнула. С нее было достаточно впечатлений.
В Турин мы приехали в самую жару. Не было еще и двенадцати часов, как мы, распрощавшись с Жан-Люком и тщетно предложив ему денег в счет уплаты за услугу – он их не взял, – вошли в здание туринского аэропорта, чтобы заказать билеты до Санкт-Петербурга. Откровенно говоря, я не на шутку мандражировала.
А что, если где-то поблизости нас поджидают люди полковника Платова? Конечно, выследить нас было непросто. Впрочем, как утверждал Родион, полковник Платов специалист высокого класса и подчиненных подбирает себе под стать, так что можно было предполагать всякое. Кстати, волновалась я не только из-за людей Платова. Я опасалась неприятностей с итальянскими таможенниками и с полицией: ведь существовала теоретическая возможность, что Платов передал наши приметы в правоохранительные органы, как это именуется у нас в России. Конечно, процент риска был невелик, поскольку Платов не из тех, кто станет выносить сор из избы и предавать огласке факт нашего с ним знакомства. Не потому, что Петр Дмитриевич столь деликатен и щепетилен, отнюдь нет, он мог опасаться, что от него уплывет в руки полиции бесценная база данных по проекту загадочного «Не верю». А именно так и произошло бы в случае моего задержания. Так что нет… Платов не будет рисковать.
