– Винсент, милый, оторвись на секунду.
Винсент оказался огромным негром, причем одетым вполне прилично для этого заведения: синие джинсы, футболка «Аякса». Единственное, что, на мой взгляд, выпадало из его прикида, – ярко-желтые волосы и увесистые прихотливой формы серьги в ушах.
– Эти господа ищут Гжегоша.
– Гжегоша? – переспросил Винсент хриплым и почти угрожающим голосом, не сулившим ничего хорошего. Он говорил практически без акцента. – А мне-то чего, что они ищут этого козла?
– Нехорошо, Винс, – прощебетал бармен, не переставая одновременно с потрясающей скоростью мешать коктейль. – Господину нужно найти Гжегоша.
Словосочетание «найти Гжегоша» прозвучало как-то особо напористо, если учесть, что до этого бармен говорил нараспев, характерно растягивая слова и жеманно картавя на французский манер.
– Пусть сначала отсосет километр черных членов, – выдал Винсент, не глядя на несколько оторопевшего Епанчинцева, а потом, кажется, добавил нечто еще похлеще, но я, к своему счастью, не расслышала. – Ладно, пошли. Отведу тебя и тебя к Гжегошу. Хотя нет, пусть лучше этот гребаный обрубок их проводит.
Тут я была вынуждена отскочить от Японца, потому что он поднялся и стал шарить глазами по сторонам. Мне пришлось поневоле наклонить голову, чтобы не показать своего лица, и в этот момент на меня сверху упало что-то тяжелое, и я на мгновение потеряла ориентацию в пространстве. Оказалось, что мне в голову угодила массивная вазочка с мороженым, брошенная в бармена кем-то из обкуренных гостей клуба.
Ко мне подскочил охранник и стал смахивать мороженое, тающее на моих щеках и висках. Кто-то сбоку тонким голоском предложил мне «облизать мордочку»…
Придя в себя, я огляделась в поисках босса и Японца – и похолодела.
Их не было на прежнем месте. Более того, этой парочки вообще не было в зале.
* * *
Забыв о собственных проблемах, я подскочила к парочке «голубых», сидевшей за стойкой рядом с боссом и Японцем, и скороговоркой спросила:
– А где тут, простите… те двое, что сидели рядом с вами?
Один из молодых людей вовсе не обратил на меня никакого внимания, а второй нехотя поднял ко мне сильно накрашенное лицо и бросил равнодушно:
– Захомутали твоего цыпу, наверное.
И снова уронил голову на плечо к своему дружку.
Я повернулась и увидела того самого негра Винсента, что проявлял склонность к изысканной речи. Я обратилась к нему с тем же вопросом, но в ответ услышала:
– А кто тебе там нужен?
– Вообще-то Вишневецкий, – ответила я.
– Повадились, – подозрительно проворчал он. – Ну ладно… Ладно, я говорю!
– Что ладно?
– Тех ищешь? Так какого ты там какофонишь с этими вонючими нарковскими козлами, мать твою? – Он выразительно посмотрел на сонную парочку. – Шагай за мной и не ступорься, а то мне некогда дожидаться, пока ты растелишься! Давай поворачивайся!
Такого образчика тотальной вежливости, как этот Винсент, я еще не встречала.
Мы направились прямо к сцене, где продолжала неистовствовать та же неутомимая четверка. Увидев негра в сопровождении девицы, карлик спрыгнул со сцены и смешно заковылял к нам, переваливаясь на кривых ножках. Платье к тому времени он с себя содрал и теперь прикрывал свое первозданное естество только неким подобием прозрачной ночной рубашки, в придачу сильно разорванной на животе.
– Хай, пупсик, – прокаркал он, глядя на Винсента в упор неподвижными черными глазами. – Чего это ты сегодня такой нетерпеливый? Еще не за полночь, а ты уже прицепил себе соску.
– Уткни хлебало, обрубок, – с присущей ему вежливостью парировал Винс, – мне нужно в клуб. К Гжегошу, – добавил он и, взяв карлика за руку, буквально выволок его из-за спины пред свои ясные очи. – Ты показал тем двум вход? И этой тупой суке покажи, она их че-то ищет.
– Эй ты, полегче на поворотах, нигер, полегче, – обиделась я.
Винсент сплюнул и, ничего не сказав, повернулся ко мне спиной.
– Винс не любит, когда его называют нигером, – предупредил карлик, между тем как сам негр угрюмо молчал, скаля неровные белоснежные зубы в нехорошей ухмылке. – Так что ты воздержись, девочка, если не хочешь попасть в скверную историю.
– Так я веду ее, слушай, ты, коротконогая жертва аборта мартышки? – рявкнул Винс, свирепо глядя на карлика. – Я знаю, ты свое словесное говно можешь месить до заворота кишок… так что кончай вонять и валяй по делу.
– Я сам провожу ее, – сказал карлик. – Ты, Винсент, пойдешь за нами. Проконтролируешь.
Негр выдал очередную нецензурную тираду, обозвав карлика отрезанным половым органом плешивого барана, вонючим геморроем дохлой кобылы, помесью козла и макаки, сифилитомной тлей на теле общества и прочими милыми эпитетами, в подборе которых он проявлял удивительную фантазию и завидное богатство лексикона, которые, как он, видимо, полагал, услаждают женский слух. Но, несмотря на все это «буйство глаз и половодье чувств», он покорно последовал вслед за карликом и за мной, время от времени безотносительно к ситуации выдавая самому себе под нос короткие, но до предела насыщенные эмоциями реплики – как по адресу карлика, так и на мой счет.
Но я уже старалась не реагировать, понимая, что это бесполезно.
Карлик открыл дверь и остановился перед ней.
– Сюда, – сказал он.
Я покорно вошла внутрь, а потом вдруг ощутила сильнейший толчок в спину, который опрокинул меня на стоявший у стены диван. Я подняла свою многострадальную голову и увидела, что нахожусь в маленькой каморке с бетонными стенами, которые не стали отделывать по примеру всех остальных помещений, а оставили в железобетонной первозданности бомбоубежища.
Негр Винсент закрыл дверь и сказал, при этом его акцент усилился:
– А теперь колись, сука, что тебе надо? На кого пашешь?
– Ты, наверное, институт имени Патриса Лумумбы заканчивал, такой любознательный-то? – выговорила я, поднимаясь.
– Умничаешь, да? – спросил негр. – Ну-ка, Карлуша, обыщи эту соску. Что-то она больно важная. Говори, сука, это ты навела ФСБ на Вишневецкого?
– ФСБ? – переспросила я, глядя на приближающегося ко мне карлика, на лице которого играла хищная улыбка. – Ты о чем это, копченый?
Винсент, наверное, понимал оскорбительность слова «копченый» по отношению к неграм, потому что он – я бы сказала «побагровел», если бы имела дело с человеком с кожей светлее на несколько тонов, – и выпятил толстые губы, а потом рявкнул на карлика:
– Обшарь эту суку, я тебе сказал, обсосок коротконогий!
Карлик шагнул ко мне и выставил вперед неожиданно толстые и мускулистые руки, явно нацеливаясь произвести этими руками плотный досмотр, но я не стала разыгрывать из себя перепуганную девочку из церковного хора имени протопопа Аввакума, а, чуть отступив назад, ударила карлика под подбородок – коротко, без замаха. Кажется, у серьезных мужчин в перчатках и на ринге это именуется сочным словом «апперкот».
