Веки раненого дрогнули, и он открыл глаза.
– Где она? – чуть слышно спросил барон.
– Кто?
– Иланда.
– Далеко, но мне пришлось бы ей пожаловаться в письме, что вы слишком долго спите, если бы вы не пришли в себя. Как я рад, что мне не придется этого делать.
Губы Рамеля тронула чуть заметная улыбка. Дежурная сестра вскочила со стула и с криком: «Он пришел в себя! Господин барон очнулся!» – бросилась по коридору. Так она весь госпиталь на ноги поднимет. Или она решила уведомить герцога о переменах в состоянии больного прямо отсюда?
– Что с Ринзо? – поинтересовался барон.
– Ринзо убило взрывом. Говорят, он бросился вперед и принял на себя основную часть удара. Сейчас здесь будет полно народа. У нас есть несколько минут, расскажите, что случилось. Вы знаете, чьих рук это дело?
– Предполагаю. Перед тем как бросили бомбу, мне передали привет от графа Бухтера.
– Не может быть! Неужели это затеял граф?
– Мы слишком сильно его обидели, над ним все королевство смеется. О таком долго не забывают.
– Но он первый начал.
– Первый или не первый, но такого стерпеть он не смог.
– Он что, не понимает, чем это может для него обернуться?
– Может, рассчитывал, что все пройдет гладко. Рядом со мной и Ринзо никого не было. Если бы бомба сработала, как они планировали… Ну а может, так обозлился, что ярость глаза ему застит.
– Этого нельзя так оставлять! – Моя рука сама собой стиснула блюмбер.
– Сэр Андрэ, я знаю, вы истинно благородный человек… Обещайте, что не станете пользоваться методами Бухтера.
– Но он же…
– Обещайте! – сказал Рамель, и в голосе его было столько твердости, что я не мог не согласиться.
– Ну хорошо, обещаю.
– А Бухтер получит свое. Надеюсь, король не оставит без внимания столь дерзкую выходку.
– А если хитрый граф и на этот раз выкрутится?
– Выкрутится или нет, а традиция – слишком ценная вещь. Мы благородные люди и должны поступать так, как приличествует благородным. Не нам нарушать порядок, который вот уже несколько поколений поддерживают монархи королевства.
– Но если бы затея графа удалась?
– Даже если так. Право и обязанность благородного человека – ставить служение выше своей жизни.
– Позвольте пожать вам руку, друг мой! – от чистого сердца сказал я. – Я рад, что могу назвать вас своим другом. И да здравствует традиция!
В коридоре раздался топот, и вскоре в палату ввалилась толпа народа. Врач растолкал гвардейцев и дежурных сестер и нахмурил брови.
– Что вы здесь столпились, раненый только пришел в себя.
В ответ раздался такой гвалт, что врач отступил.
– Ну хорошо-хорошо, но только пять минут. Сейчас сюда пожалует его светлость, не будем мешать его визиту.
– Да здравствует герцог! – гаркнули гвардейцы.
Я улыбнулся, вся эта дружеская суета создавала неповторимую атмосферу.
– Барон, я навещу вас позже, – сказал я. – И я не забуду свое обещание.
