Вечер третий
ВТОРНИК, 5 МАЯ
Поздним вечером Дмитрий Совин обнаружил, что в его вещах кто-то порылся. Несколько взятых с собой документов (Снегиревой они не касались) лежали не в том порядке, в каком должны были лежать и в каком сложил их Совин.
Данный печальный факт заставил его качественно, со вкусом загрустить.
Дмитрий сейчас редко читал серьезные книги. Времени хватало только на специальную литературу. Правда, круг интересующих его тем был весьма широк. Психология, особенно «бессознательное и подсознание», техника общения, коммуникационные технологии, книги по рекламе. Очень интересовался PR-ом — «паблик рилейшнз», — отношениями с общественностью. Даже закончил специальные курсы в Российской PR-ассоциации.
А для отдыха читал детективы. Леонова, Маринину, Дашкову. Из зарубежных — Алистера Маклина, Рекса Стаута, еще нескольких. И из детективов сделал простой вывод: если занимаешься расследованием — а то, что он делал сейчас, по-другому назвать было трудно, — то разумнее всего обращать внимание на любую мелочь. И еще: лучше предполагать худшее. «Какой каламбур» — отметил про себя Совин последнюю фразу.
И предположил, что в вещах рылась не горничная. Скорее всего, это был некто, кому Совин нечаянно наступил на хвост. Или на ногу. И сделал это явно не в троллейбусе, а в ходе встреч с разными людьми, коих спрашивал о Марине Снегиревой.
Повод загрустить был: назревали неприятности с возможными осложнениями здоровья. А Совин не имел оружия и не умел драться на манер крутых парней из американских боевиков. В предполагаемой ситуации это был минус, точнее, два минуса.
Последний раз он дрался лет в пятнадцать.
Сто восемьдесят пять сантиметров роста. Восемьдесят с небольшим килограммов веса — здоровьем и силой Бог Совйна не обидел. Трусом он не был, но и на рожон никогда не лез. Так и обходился без драк. В тридцать лет занялся было каратэ, но нехватка времени заставила бросить это занятие. Не изучил даже ката, так и остановился на ударах и блоках…
Бывали, правда, случаи… Например, стычка в общественном транспорте полгода назад. Но весьма условная. Вырвал сигарету изо рта какого-то пьяного парня. Тот начал было громко задавать грубые вопросы с упоминанием частей тела и домашнего животного козла. Совин взорвался и пообещал втоптать его между дверью троллейбуса и первой ступенькой. Парень поднял вроде бы руку, но взглянул на Дмитрия и затих. Начал что-то бормотать про мир и дружбу. А Совин потом час утихомиривал свой организм, взбудораженный гигантской дозой адреналина и яростью, какую и сам от себя не ожидал.
Но этот случай даже близко нельзя было поставить рядом с тем, что можно получить в тихом городе Владимире.
Ясно было, что самодеятельность Совина кого-то заинтересовала. Ясно было, что данный интерес может закончиться для Совина печально: на имени Марины Снегиревой делались огромные деньги. А по теперешним временам людей легко убивали и за гораздо меньшие суммы. И даже в рублях.
И ещё в одном труженик рекламы Дмитрий Совин убедился окончательно: в «деле Марины Снегиревой» нечисто. Прямо можно сказать — грязно.
* * *
Но криминал криминалом, а чай — это святое. Совин включил кипятильник и начал вспоминать события прошедшего дня.
* * *
Двоюродная сестра покойной Надежды Васильевны Снегиревой тетрадь Марины нашла.
— Нет, мил человек, я тебе ее не отдам. Вы там у себя в Москве деньги лопатой гребете. Ты тетрадочку-то возьмешь да денежку на ней заработаешь. А нам, выходит, шиш?.. Песни-то Мариночкины поют, а нам никто ни рублика не заплатил. Заплатют — тогда и отдам тетрадь-то.
— Я петь ничего не буду. Мне просто стихи нужно почитать, понять, что за человек была Марина…
— А почитай. Вон в комнате посиди да почитай…
Еле-еле Совин уговорил наследницу позволить ему снять ксерокопии с тетради. Паспорт оставил, пятьсот рублей денег и побежал в гостиницу на радиостанцию. Там решили проблему без вопросов — коллеги как-никак, — и через пару часов Совин вернул тетрадь. Получил обратно паспорт. И деньги за вычетом полусотни: хозяйка решила, что и за погляд платить следует.
Ещё в процессе копирования, после беглого знакомства с тетрадью, Совин не нашёл ни одного знакомого текста. Это было странно. Журналистка Гаврилина утверждала, что все стихи Марина записывала в одну тетрадь.
Совин присел на поваленные футбольные ворота на школьной спортплощадке. Полистал ксерокопии. Под каждым стихотворением стояла дата. По грубым прикидкам выходило, что Снегирева писала по стихотворению в месяц. В тетради, таким образом, содержалось «Собрание сочинений» примерно за два года. Последнее стихотворение было записано за две недели до смерти.
Стихи были откровенно слабыми. Но главное — они не имели ничего общего с песнями первого компакт-диска Лены Мосиной. И второго тоже…
* * *
Дмитрий растянулся на гостиничной кровати, поставил на тумбочку стакан со свежим чаем, на живот — пепельницу и закурил.
* * *
Сегодня же днем состоялась и встреча с адвокатом Сергеевым. Да, он помнит того водителя. Да, защищал его интересы. Да, всего лишь несчастный случай — техническая неисправность, в которой водитель не был виноват. Деньги? Очень скромные. Фамилия водителя? А для чего? Ах, Снегирева. Да-да, очень жаль женщину. Нет, фамилию он назвать не может. У человека и так были неприятности, а московские газеты раздуют скандал. И потом — интересы клиента святы… Нет-нет. Извините, дела. Всего доброго. Рад был познакомиться…
Опять выручили коллеги с «Радио-Стиль». Ведущий передачи «Хроника происшествий» знал всех и вся в учреждениях, которые соответствовали духу радиопрограммы. Звонок в областную ГАИ — и пожалуйста: Чертков Александр Иванович, 1970 года рождения, проживает в городе Москве, работает водителем ЗИЛ-131 в строительно-монтажном управлении номер такой-то, домашний адрес, телефон…
— Спроси, кто погиб вместе со Снегиревой, — внезапно вспомнил Совин.
— Да, Василий Сергеевич, — среагировал журналист, — а как звали хозяина машины? Ну, того, который погиб вместе со Снегиревой. Не погиб? Записываю… Ага. Ага. Спасибо. До свидания.
Непогибшего друга Марины звали не Олегом.
Владимир Борисович Глебов. Коммерсант из Москвы. Тридцать пять лет. Адрес, телефон. Судя по характеру полученных травм, стал инвалидом. Из владимирской больницы его забрала жена через полтора месяца после катастрофы.
Дмитрий поблагодарил коллегу и двинулся осматривать город. Золотые ворота, Успенский собор, Дмитриевский, музей в бывших архиерейских палатах…
Вернулся часов в десять вечера, ближе к полуночи полез в сумку и вот тут-то и выяснил, что в бумагах кто-то рылся.
Серьёзно загрустил. С тем и заснул.
Вечер четвёртый
СРЕДА, 6 МАЯ
Надо было что-то решать. К этой простой мысли Совин пришел еще во Владимире. Он выехал из Владимира утром, как следует отоспался в автобусе, побродил по магазинам, чтобы купить каких-нибудь продуктов, принял ванну и теперь сидел, наслаждаясь пивом с воблой. На экране включенного телевизора что-то происходило с крутым Уокером. Кого-то он бил ногой в живот, решая тем самым различные американские проблемы.
