Но теперь поздно горевать, нужно успокаиваться, несмотря на боль, и ждать. Потому что ничего теперь от него не зависело, он давно знал, что так все с ним и кончится, как сейчас. Он же попал в самую неприятную для себя ситуацию, когда запоры на решетке, что закрывала его нишу, в которой его приковали, и дальше, по коридору, он ни за что не сможет открыть. Хоть все когти обломай, и все же, чтобы отвлечься от боли, он стал эти коридоры считывать, как умел всегда, как пару-тройку дней назад… Дней ли, неужто не столетий?.. Он снова понимал весь храм, все коридоры и стражников, что в них были расставлены.
Вот только бы руки и кости так не болели, и еще голова, и еще бы видеть хоть что-нибудь, несмотря на разбитые глаза и опухшую морду, к которой будто бы привязали какую-то на редкость плотную и тяжелую подушку, возможно набитую опилками, чтобы дышать через нее не всегда получалось… И как он не задохнулся, когда был в отключке? Уж лучше бы задохнулся и ничего не почувствовал…
А потом произошла необычная штука. Дверь в подземелье заскрипела, решительно и уверенно, совсем не так, как он привык двери отворять. Потом звякнул замок на решетке перед его нишей, он даже вздрогнул, не ожидал, что так-то боится смерти. Хотя все же еще рано… Или они предложат ему ужин смертника? Может, у них, хоть они и храмовники, такие порядки, такие вот бла-аго-ородные обычаи? Но нет, он уже знал, это что-то другое. Кто-то низким, но чистым, едва ли не мелодичным голосом удивленно произнес:
– Здорово вы его отделали.
– Что ему будет? – отозвался кто-то другой, резкий и грубый. – Он живучий… – После паузы тот же голос, но уже другим тоном добавил: – Мне нужно, чтобы он утек, пока я буду стражников инструктировать перед завтрашней казнью.
– Сам он не дойдет, – сказал мелодичный.
Теперь Берит отчетливо слышал в его произношении какой-то акцент, не неприятный, наоборот, веселый, будто одуванчик, но все же чужеземный. Хотя если подумать, тут, в портовом городе, каких только чужеземцев не водится, Метля их побери… Да, решил отчего-то Берит, если уж доведется выпутаться, хотя ныне это и кажется невозможным, буду ругаться Метлей, как последним отродьем ада, и неважно, святой ее почитают или как…
– Что делать? – спросил охранник.
– Сначала мы проверим, тот это парень, или мне все привиделось?.. Сделаем кое-что, может, это его немного подбодрит.
Каким-то краем сознания Берит понял, что чужеземец достает что-то из своих карманов, потом зашуршала хорошо выделанная кожа. А Фран достал медльон, который, пока торговался с храмовником, все же спрятал снова на грудь, заботливо упаковав в замшевый мешочек. Теперь достал, взвесил на ладони.
– Что это, сэр рыцарь? – спросил храмовник, Фран ему не ответил.
На одно колено опустился, твердым движением развернул безвольное и бессильное тело Берита к себе. Голова воришки бессильно упала на тощенькую грудь, отливающую темной синевой кровоподтеков. И приложил медальон в ямку между ключиц, где каждому полагалось бы иметь знак своего небесного покровителя. И тогда…
Храмовник даже заныл от прорвавшегося ужаса, не сумел сдержаться… Потому что медальон – словно бы оказался тяжелым камнем на зыбучем песке – стал тонуть в теле Берита, погружаться или истаивать, растворяться в нем. Храмовник прошептал помертвевшими губами:
– Магия, проклятая магия, рыцарь… Ты – маг?
– Как тебе было сказано, я выполняю поручение, храмовник. А приказы бывают разными, даже такими, каким сам удивляешься.
– Что же это за приказы такие? И кто их может отдавать? – Охранник помолчал. – Я бы ни за что не согласился…
– Потому приказ этот не тебе был отдан, – твердо проговорил Фран и толкнул Берита в плечо. – Значит, ты – наш.
Рыцарь изучающе и немного удивленно смотрел на Берита, который лежал, помертвев от ужаса, сознавая, что его клеймили. Как именно клеймили, почему, зачем?.. Этого он не знал, но понял, что это было не обычное клеймение раскаленным железом, это было что-то более опасное, необъяснимое и ужасное. Кажется, это было самое плохое, что он только мог вообразить, а может, и того хуже.
Рыцарь несильно похлопал его ладонью по щеке, спросил, на этот раз не шепотом, а чуть повысив голос:
– Эй, ты как? В себя пришел? – Он все же повернулся к храмовнику, повторил уже произнесенную прежде фразу: – Здорово вы его отделали.
– Ребята горят рвением, рыцарь, – неуверенно промямлил командир храмовой охраны. – Да и пиво вечернее было крепким, вот и получилось…
– Ладно, давай сюда плащ, – приказал ему рыцарь.
А Берит вот тут-то и решил, что уж если рубить кого-нибудь своими великолепными когтями, так именно этого гада, который его клеймил невиданной, невозможной магией. Пусть уж лучше здесь забьют до смерти, но этому вот… магу треклятому придется еще хуже. И он ударил, выставив когти так, чтобы они рассекли у разодетого господчика вены на шее и, может, даже горло, через которое он дышит…
Но он то ли действительно оказался слаб, то ли… В общем, его рука вдруг твердо, будто он по скале бил, замерла, перехваченная чисто вымытыми и ухоженными пальцами рыцаря. Он даже не удивился, просто поймал, как муху ловят или даже что-то более медленное… Но ведь Берит знал, что его удар – не муха, что он когда-то перехватывал стрелу, пущенную в него с двадцати шагов, – было у него такое занятие, когда он еще мальчишкой с бродячими жонглерами выступал. Но против этого рыцаря его реакции и скорости не хватило, и слабость тут была ни при чем, он это сам отлично понял.
– Однако, – чуть слышно прошептал храмовник.
– Значит, очухался, – спокойно, будто ничего и не произошло, сказал рыцарь. – Молодец, – похвалил он Берита. – Вставай, вот тебе плащ. Пойдешь за нами, на расстоянии шагов десяти, ближе не подходи.
– Нет, сэр рыцарь, мы должны все сделать, как договорено. Сейчас я вывожу тебя за стены, потом собираю всех стражников на стенах, якобы обсуждать, кто что будет делать при повешении этого вот… А он тем временем пусть уходит, не раньше. И если даже его перехватит кто-то, тогда, как договаривались, деньги ты мне все же отдашь.
– Ты получил половину, – задумчиво сказал Фран. – Если его перехватят, вторую половину ты не получишь. Это, так сказать, гарантия, что ты не напортачишь… А то ищи потом тебя, чтобы голову открутить.
– Я не напортачу, – хмуро проговорил храмовник.
Ага, почти с удовольствием решил Берит, есть и на этих управа, есть кто посильнее, кто может и вами помыкать… Он все же разлепил губы:
– Цепи нужно снять. – Он посмотрел на несложные замки, которые соединяли половинки оков вокруг ног. – Хотя бы шпильку женскую мне для этого…
– Верно, – подтвердил рыцарь. – Вот я и говорю, чтобы все было как надо, храмовник.
– Ну и воняешь же ты, вор, – сказал храмовник, вздохнул, вытащил из подкладки вязальную спицу, бросил небрежно на пол. Посмотрел на рыцаря, все понял и чуть наклонился к Бериту: – Двери решетки и в коридорах я оставлю отрытыми. Запомни, они плохо смазаны, выходи сторожко. У тебя будет минут пять, сержант у ворот тебя не заметит, он уйдет за новым факелом, а молодого я пошлю обойти стены. Сигналом будет рожок общего сбора, понял?
