— А такое, что ты отрываешься от коллектива! — влез Кирилл.
От неожиданности Дима громко фыркнул. Из-за костра донесся тихий смешок Вовы — но вмешиваться он не собирался.
— Какой коллектив? — терпеливо спросил Дима. — Ты бредишь, что ли?
Кирилл неуверенно покосился на Антона и, видимо, почувствовал одобрение.
— Мы сюда все вместе приехали. А ты с самого начала на людей плюешь…
Дима не верил своим ушам. Последний раз он участвовал в подобном разговоре в средних классах школы — и искренне верил, что больше этого не повторится. И уж совершенно точно не ожидал таких упреков здесь.
— Конечно, это я плюю, — желчно проговорил он. — Это же я пытался у девчонок воду отобрать…
— А ты на Кирилла стрелки не переводи, — неожиданно вмешалась Ира. — Если мы тебе так не нравимся, то проваливай.
— Да не важно, кто кому нравится! — воскликнул Дима. — Это игра, правильно? Выигрывает один, и каждый играет за себя, о чем вы вообще?
— О том, что мы — группа, — ответил Кирилл. — А ты все время норовишь в сторону срулить. Так нельзя.
Дима потряс головой, прогоняя ощущение нереальности происходящего. Он чувствовал себя так, будто снова провалился в липкий, вязкий кошмар.
— А чего вы хотите? — спросил он. — Чтобы я с вами сидел, как привязанный?
— Да на фиг ты здесь сдался!
— А что тогда?
— А то, что нельзя так себя вести!
Все уже поднялись со своих мест, и лица, подсвеченные снизу пламенем костра, казались злобными масками.
— Бред какой-то… — проговорил Дима. — Вы же понимаете, что глупо сидеть у костра просто потому, что все сидят?
— А тебе быть таким, как все, религия не позволяет?
— Да я просто пытаюсь понять, чего вы хотите! — заорал Дима. — Должен быть в этом хоть какой-то здравый смысл?!
— Конечно, ты один у нас умный…
Диме захотелось схватиться за голову и взвыть от такой непрошибаемой глупости. Они что, изначально такие были — или уже на острове все вместе впали в маразм? Вроде бы всех по уму отбирали, лучшие из лучших — а не могут даже использовать формальную логику, как такое вообще может быть… И этот внезапно проснувшийся стадный инстинкт — откуда?! Они что, совсем идиоты?
— Понимаете… — Дима осекся. Что-то было не так. Слишком уж глупо. Он наконец-то присмотрелся к лицам повнимательнее — и успел заметить, как едва уловимо переглянулись девчонки, как беззвучно хихикнула Ира…
Дима понял, что идиот здесь именно он. Прямо сейчас Оля постепенно теряет терпение и приходит к выводу, что он не только слабак, но еще и ненадежен и связываться с ним нельзя. Именно этого и добиваются его соперники. Его хитроумный план давным-давно раскусили, оценили и теперь просто тянут время, чтобы помешать ему. Не сговариваясь, нащупали слабое место, подцепили, как на крючок, и сознательно понесли первую пришедшуюся к слову чушь, провоцируя его на все новые и новые объяснения. Болван, кретин!
— Дай фонарь, — сказал он Кириллу.
— Что-о-о?
— Фонарь дай! — рявкнул Дима.
Кирилл ухмыльнулся и нарочито медленно протянул металлический цилиндрик. Дима разъяренно выдернул его из широкой ладони.
— Да она спать уже ушла, — со смешком бросила ему в спину Ира.
Дима развернулся так резко, что едва не потерял равновесие.
— Откуда ты знаешь?
— В глаза не свети, а? Видела. Я же лицом к гамакам сижу.
Дима перевел взгляд на Леру, и та неохотно кивнула.
— Подошла, послушала, как ты орешь, и свалила, — со злорадной улыбкой подтвердил Антон. — Спит уже давно. А ты что хотел, чтобы она тебя до утра дожидалась?
— Да, не повезло, — улыбнулся Вова почти сочувственно.
Не ввязываясь больше в разговоры, Дима плюнул и зашагал прочь.
— А вот теперь точно спать, — прокомментировал Вова.
— Эй, фонарик-то оставь! — возмутился было Кирилл и осекся, стоило обернуться и заглянуть ему в глаза.
— Зачем тебе? — ледяным голосом проговорил Дима. — Сиди себе с коллективом.
Искать Олю он не решился. Прокрался через лагерь, сгорая от стыда, подсвечивая фонариком строго под ноги, чтобы не выдать себя. Страшно подумать, что скажет девушка, столкнись они сейчас нос к носу. Дима радовался, что повесил свой гамак чуть в стороне от остальных: оставаться среди людей было бы сейчас просто невыносимо.
Даже не надеясь заснуть, он погасил фонарь и забрался в нейлоновый кокон. Гамак мягко, успокаивающе закачался. Мерно поскрипывали стропы, и Дима постепенно расслабился. Конечно, он здорово свалял дурака, но ничего страшного не произошло. Ошибки — это не смертельно. Главный, секретный козырь по-прежнему у него, и в следующий раз он воспользуется им умнее.
Дима достал найденную фигурку. Луну затянуло влажной дымкой, но ее тусклые лучи, просеянные сквозь кроны, все же отражались от гладких граней. Дима задумчиво рассматривал кальмара. У каждой легенды есть корни в реальности, вспомнил он слова Николая. Может, история о перебивших друг друга пиратах — не такой уж миф, а причина их безумия — в его руках? Дима представил, как призраки убитых малайцев, стеная, сотни и сотни лет бродят по Кох-Нагу, и ему стало слегка не по себе. Воображение разыгралось настолько, что он почти услышал их стоны. Смущенно посмеиваясь сам над собой, Дима ухватился за ветку, останавливая движение гамака, и прислушался. Скрип затих, да и джунгли будто затаились в ожидании рассвета. Единственным звуком был тихий плеск воды, крошечными волнами набегающей на берег.
Дима отпустил ветку и снова принялся тихонько раскачиваться, постепенно погружаясь в мечты. Спросить бы у Вовы, не встречал ли он среди азиатского антиквариата такие фигурки, — но лучше не рисковать, не будить подозрения. Слишком многое на кону. Если объединить чудесное действие кальмара с возможностями, которые даст работа у Пленского, можно добиться чего угодно. Дима прикинул перспективы, и по позвоночнику пробежал холодок восторга. Победа в игре — только первая ступенька, самое начало пути. Если он не остановится, не струсит, то вскоре у него появится реальная власть. Возможность по-настоящему влиять на мир. Сделать его лучше. Удобнее и разумнее. Добрее, в конце концов…
Конечно, ему многому придется научиться. Например, запомнить раз и навсегда, что большинство людей предпочитают добиваться своего скрытыми манипуляциями, а не сотрудничеством или честной борьбой. Хватит быть наивным доверчивым дурачком. В прежней жизни это сходило ему с рук, но теперь может разрушить все планы. Сам Дима врал редко и неумело, воспринимал ложь как тяжелый неприятный труд и неосознанно считал, что остальные тоже предпочитают говорить правду: кто ж захочет так напрягаться без крайней необходимости? Он невесело ухмыльнулся, вспомнив сегодняшний провал. Пожалуй, эту ошибку он больше не повторит.
