— Ты к полудню все же вернись, — посоветовал ей Датыр. — Мало ли что, вдруг наш Виль и вправду за пару-тройку часов управится, тогда мы быстренько поедим и дальше отправимся.
— Датыр, может, и нам на речку сходить? — задумался вслух рыцарь.
— Можно, только посмотреть бы, что тут и как, ведь никогда прежде… Дальше их Крепа не очень-то и слушала. Повернулась еще разок для пробы, взвесила в руке свою боевую дубину и зашагала, с удовольствием ощущая под ногами не качающуюся, неверную и скрипучую палубу кораблика, а твердую, надежную, живую, проминающуюся и шуршащую свежими травами землю. Она шла, щурилась на солнце, поднявшееся уже выше ближайших холмов на той, другой стороне реки, потом перешла реку, едва ли не застонав от наслаждения, кожей чувствуя обтекающую ее воду, чистую, как и положено в предгорьях, холодную, чуть не до скрежета зубовного, иногда обвивающую ее водорослями у дна, отдающую к тому же еще и запахом рыбы, каких-то незнакомых растений, украшенную пенными разводами, взбитыми на камнях чуть повыше по течению…
Отыскала укромное местечко лигах в четырех от города летателей и, скинув свою накидку, килт и набедренную повязку, уже совсем голенькой полезла в воду… Лежать на ней, правда, не получалось, вода хоть и выглядела сверху спокойной и прозрачной, неслась тут вполне по-горному, едва не брызгалась, приходилось немножко полежать и — снова идти к тому месту, где оставалась одежда. Зато эта вода, бьющая Крепе в грудь, в живот и сносящая с ног, смывала с нее и гнев, накопленный в Трехгорной крепостишке, и пот, и грязь, и даже плохое настроение.
Она так два раза… сплавилась вниз, потом поднялась уже выше по течению, чтобы вода ее снесла прямо к тому месту, где ей полагалось бы одеваться. Потом вышла на берег, надеясь, что за ней никто не подглядывает, набросила на бедра килт, села на какой-то валун, разогретый на солнце, вытянула ноги. Сидеть так было приятнее всего. Крепа все же проверила свою дубину, мало ли что… А потом и сама не заметила, как стала одолевать ее дрема, почти настоящий сон на нее стал накатывать, как речные потоки незадолго до этого.
Нужно бы, думалось ей сквозь сонное оцепенение, еще разок в реку забраться и встряхнуться, вернуться в город, все же далековато по местным меркам она от него ушла из-за чрезмерной своей стыдливости… Хотя, если уж на то пошло, городок тут не простой, а с летателями, они по воздуху порхают, наверняка за всеми этими окрестностями присматривают, вряд ли тут что-нибудь опасное может быть…
И она уснула. А когда спустя час попробовала проснуться — оказалось, что ее поймали. Циклопа лежала на траве, и сотни, а то и тысячи пусть не слишком надежных, не крепких, но все же и не слабых нитей опутывали ей руки, прижимали их к туловищу, а глаза были завязаны тугой, пахнущей вереском тряпицей. И что-то сильно кололо ее в бок, и в шею, и в пятки…
Она решила перевернуться, дернулась, крепко ударившись о какой-то камень, напрягала все силы, чтобы подняться, чуть не до крови рассадила локти… И мускулы, которыми она привыкла гордиться, с помощью которых и ворота замков при штурме проламывала, на этот раз… против множества ниточек, почти паутинок, опутывающих ее, были бесполезны. Крепа ничего не могла сделать, и руки освободить не получалось… Тогда она услышала писк, вроде комариного, но определенно это был голос существа вполне разумного, чтобы командовать, пусть неправильно и непривычно для ее слуха:
— Эй, здоровенная громила, ты не дергайся, а то мы тебя на куски порежем!
— Потише, Сыч, потише, не видишь, она и так испугалась… — другой голос— Ты бы, циклопа, нашу ловушку разорвать не пробовала, другие-то и посильнее тебя пробовали, да не удавалось никому еще.
— Это кому же — посильнее, чем я? — спросила Крепа.
— Да мы так равнинных троллей ловим, чтобы после их на южных рынках торговать, понятно тебе, громила?
— Вы и меня хотите в рабство продать? — удивилась Крепа.
О том, что северных троллей иногда ловят и продают, она слышала. Но чтобы хоть одного из циклопов удавалось вот так в рабство обратить — нет, такого она не знала, и вряд ли такое могло быть — хоть от сотворения мира все про всех начинай вспоминать.
— Нет. знаешь ли… — проверещал писклявый голосок. — Мы тебя решили… В нашем племени в богиню обратить, ты же вон какая, должна будешь нами верховодить. Или мы тебе еду перестанем приносить.
— А что у вас за еда? — вполне рассудительно спросила Крепа. — Может, мне и не захочется к вам в богиню обращаться, если у вас еда какая-нибудь не такая, как я люблю.
— Ничего, захочешь есть — так и понравится. Ну все, поднимайся и пошли, тихонько, а то мы за тобой гоняться не согласны. Понятно тебе, громила?
Какие-то нити ослабели, и с некоторыми сложностями, но все же Крепа сумела подняться. И из-под края повязки, что была у нее на лице, смогла посмотреть строго вниз и там увидела, кто взял ее в плен — это были гномы, мельчайшие из разумнейших существ, росточком едва не с палец на ее, Крепы, руке. Но они ее спутали своими нитями и собирались отвести куда-то к себе… Крепа усмехнулась, надо же, какие ловкие мальцы — росточком всего-то в восемь-десять дюймов, а туда же, ловить ее удумали.
Хотя, если вспомнить, что они так же троллей ловят, а затем их еще и продают кому-то, то всему произошедшему приходилось все же верить. Ну да ничего, посмотрим, как дальше дело повернется, решила Крепа и, подкалываемая сзади крохотными копьями в лодыжки, затопала вперед, не видя перед собой пути, лишь ощущая траву под ногами и прислушиваясь к реке, чей серебристый звон оставался сзади, пока не исчез вовсе. Это означало, что они вошли в лес, что лежал с другой от речки стороны, чем городишко тархов.
2
Капитан Виль тоже сошел на землю, вздыхая, что его, в такой компании, могут и не очень-то гостеприимно тут встретить. Поэтому, чувствуя к такому постоянству ожесточенности и способности злиться по каждому, даже малому, поводу некоторое уважение, рыцарь Сухром решил держаться от него подальше. Тем более что и дело нашлось довольно быстро.
Проводив Крепу, счастливую до того, что она все время улыбалась, взглядом, Сухром повернулся к Датыру. Датыр тоже следил за мелькающей еще среди не очень высоких кустов фигурой циклопы и тоже почему-то глуповато улыбался.
— Ты чего? — не выдержал рыцарь. — Чему смеешься?
— Здоровая она. — Вздохнув, Датыр посерьезнел. — Сильная, а силы своей не сознает. Или сознает, но как-то не так, как мы, господин.
— Пошли, лучше найти нам какой-нибудь кабак и как следует подкрепиться. От того, чем нас на корабле потчуют, у меня скоро в желудке песок зашуршит.
Кабак оказался странным, в нем не было ни крыши, ни стен настоящих, лишь какие-то кусты, высаженные полукругом, закрывали с дюжину столов, настолько низких к тому же, что за них и усесться по-настоящему было невозможно, пришлось, как азиатам, присесть на колени. Рыцарь еще разок огляделся, пробуя рассмотреть что-нибудь сквозь ветви деревьев и листву, окружившую их, будто бы невесомым, прозрачным, но все же действенным шатром, укрывавшим и от солнышка, и от возможного дождя.
