– Как интересно, – оживилась Мирослава. Георгий ей очень нравился, но собирать сведения о его скрытых для нее чертах показалось ей делом полезным, способным в дальнейшем избавить ее от неприятных сюрпризов в совместной жизни. Любопытно же узнать, что люди о нем думают!
– Что там интересного, – зло махнул рукой Волков. – Обычное наглое самоуверенное хамло. Может, его кто подставить захотел с этой плиткой? Только я не в теме, кто бы это мог быть.
– Может, и так… – согласилась хозяйка «Хаты». Похоже, ей придется признать, что следствие по поводу хищения плитки зашло в тупик. Она распрощалась с Сергеем и отправилась по своим делам. Заодно выключила радио, поставила в музыкальный центр диск. Опять залихватски запела-заблажила Сердючка, и Сергей поморщился. Да, это вам не Дина Верни…
* * *
Какая-то злая, бесконечная выдалась ночь. Георгий не смог заснуть, все ворочался с боку на бок. Вроде и кровать у него удобная, и совесть чиста. Но сон никак не идет. А рассвет все ближе. Мучительное, тягостное состояние – и он глаз не сомкнул, а завтра на работу, решать проблемы, напоминать, приказывать, растворяться в грохочущем городе, в «человекошумах и человекожизнях». Запутался он маленько в проблемах: тут и Мирослава с ее тайными, но постепенно проявляющимися желаниями, и Маргарита, стажерка эта, непонятно зачем навязанная ему начальством, и Чуня. Да, еще эта проклятая плитка…
Куда она могла подеваться? Георгий ясно помнил этот день. Ее тогда точно привезли, а вот что с ней было дальше, он понятия не имел. Доверился своим людям, не сомневался, что выгрузят, сложат в надежном месте… Да-а… Вот уж действительно: доверяй, но проверяй…
А Мирослава? Мирослава утешает, хочет помочь… Вот ведь тоже ситуация… Хорошая она женщина, но не его. Не его – и все тут! Георгий очень быстро это понял. Он, конечно, дал слабину – сблизился с ней, уж очень была настойчива, но что теперь делать, не знал. Прямо шторм семь баллов! Хочется бабе замуж, хочется, и все тут. Только она вперед не заглядывает, не думает о том, как сложится их жизнь. Ей главное – затащить мужика под венец и на этом успокоиться. И думать не хочет о том, что стрелки их компасов показывают в разные стороны. Эх, женщины… Ничему их жизнь не учит. И обижать ее не хочется, человек-то она хороший, но он, Георгий, нутром чувствовал – ничего у них не получится…
Так ничего и не надумав, он решил, что пора вставать, чего без толку валяться-то? Тихонько, чтобы не разбудить мать, прокрался на кухню, заварил себе кофе в турке – иного не признавал. Выпил не спеша – горячим, сладким, ароматным. Побрился, принял душ, два ведра холодной воды на голову опрокинул. Закалялся Георгий давно – в море без этого никак, но и на суше оставлять полезную привычку не хотелось. Хороша ноябрьская водичка – бодрит по-настоящему. А то летом хоть лед в ведро кидай – не холодна она вовсе заправскому моржу…
Вот и на душе легче стало. Правильно говорят: утро вечера мудренее…
* * *
В бытовке, где обитали Маричка и Чуня, никого не было. Рабочий день еще не кончился, все трудились в недрах пустынной и огромной «Неваляшки», а Чуня, судя по всему, где-то скрывалась. Боцман положил гостинцы на кровать и покачал головой. Вот уж партизаны, запрятали девчонку куда-то ниже трюма, и не найдешь… Правильно, конечно, но все-таки не дело, что ребенок вот так мыкается. Что-то надо предпринять… Хоть прям объявление в Интернет вывешивай: «Девочка ищет родных…»
Георгий понимал, что с Чуней как-то надо решать, но вот как – вопрос оставался открытым. Марго вон попробовала, и что получилось? Только еще больше врагов себе в коллективе нажила да Чуню напугала.
Вообще, Маргарита была для него совершенно непонятным человеком. С одной стороны – типичная гламурная фифа, из тех, что все в этой жизни на баксы меряют. Боцман хорошо знал такой тип женщин. Ледяные, расчетливые, практичные, они и в постели не кончают, наверное, – а только вежливо делают вид, чтобы дареные шубки и брюлики отработать. Не то что Мирослава… А с другой стороны – зачем-то ведь она оказалась на стройке? И не просто так оказалась, Сорокин, главный инженер, целый инструктаж с ним по поводу стажерки провел – чтоб не вздумал с ней церемониться, чтоб не жалел да работой нагружал побольше. Он и нагружал, а она вроде ничего – старалась… И зачем ей это все сдалось? Что она там внутри себя думает? Что за черти томятся в ее гламурном аду, страдают, рвутся наружу, мечтают о воле? Что произойдет, если четкий, размеренный, упорядоченный муравейник ее мыслей да и случайно разворошить?
Он вышел из бытовки и огляделся. По территории деловито шел Адъян с вечным своим сварочным аппаратом, и Георгий невольно отметил про себя: вот молодец парень – на все руки мастер: и сварщик, и монтажник, и механик, а если надо, то и безотказный грузчик. Он, кстати, тогда помогал, когда привезли ту самую плитку. Плитку… Неожиданно неясная догадка забрезжила в мозгу Боцмана.
Стоп-стоп… Что они там тогда еще принимали? Надежда промелькнула, как рассветный луч в кромешном мраке.
– Адъян, постой-ка, – окликнул парня Боцман.
– Да, начальник? – с готовностью остановился тот.
– Что нам привозили вместе с той дорогой плиткой, будь она неладна? Сразу после нее ты же тогда вроде помогал выгружать.
– Клей еще привозили. – Адъян задумался, припоминая. – Плинтуса привозили. Ну, краску, побелку привозили… Еще что-то по мелочи.
– А куда все это сложили, не помнишь?
– Что куда, начальник, что-то на пятнадцатый носили, что-то на двадцатый, что-то во втором подъезде сложили, на первом этаже. Квартира по правой стороне, вроде третья от входа.
– А на двадцатый что носили? – Боцман принял стойку, как охотничий пес, учуявший добычу. – Не помнишь?
– У меня все записано, – неожиданно заявил вдруг Адъян. – Меня бригадир попросил проследить – ну я и записал. Вот… – Он вытащил из внутреннего кармана спецовки мятую бумажку, исчирканную карандашом, и начал важно зачитывать:
– Смесь для выравнивания стен, шестьдесят мешков и еще четыре, плинтус пластиковый белый – сто пятьдесят упаковок, смесь для выравнивания полов – двести пятьдесят мешков, коробки непонятные – семьдесят четыре и еще три, побелка и грунтовка – шестьдесят мешков…
– Стоп! – Боцман аж покраснел от напряжения. – Вот эти непонятные семьдесят четыре и три коробки куда дели?
– Бригадир сказал – в большую квартиру, мы туда и сложили…
Дослушивать Адъяна боцман не стал, он уже несся, чуть не вприпрыжку, к нужному подъезду.
Когда Боцман добрался до двадцатого этажа, там шла если не третья мировая война, то уж локальный военный конфликт – точно. Два бригадира стояли перед разгневанным хозяином одной из квартир на этаже, и получали на свои головы громы, молнии и медные трубы. Рядом на всякий случай съежился долговязый худой парень в яркой и не по сезону легкой куртке, длинноволосый, неуклюжий, в очках с толстой оправой и стеклами без диоптрий. Типичный дизайнер, определил Боцман.
