Сразу еще один интересный случай вспомнил. Про еду, охоту-рыбалку и капитана милиции.
Однажды, дело было зимой, капитан милиции, уже другой, решил поохотиться. Взял ружье, патроны и поехал на электричке в Домодедовский район. Я, кажется, уже говорил, что противник охоты, но есть профессии, в которых охотничий инстинкт должен только приветствоваться. Вот, например, милиционеры. Да уж лучше им по лесу бегать с ружьями, чем мирных граждан в отделениях ногами бить.
Так вот, вышел капитан милиции из электрички и давай охотиться. Бегал он себе по сугробам, бегал, надо сказать, весьма удачно, потому как взял и зайца подстрелил. Дедушки Мазая на него нет! Как вдруг нежданно-негаданно почувствовал капитан сильнейшую боль в животе.
Из последних сил, по целине, словно Мересьев, он дополз до трассы и там, поймав попутку, добрался до больницы.
В приемном покое его принимал хирург по имени Рашид, а по отчеству Рашидович. Рашид Рашидович осмотрел капитана, у которого к тому времени боль утихла, назначил ему анализ мочи и крови, а сам занялся другими делами, благо у хирурга их полно. Через часок он еще раз осмотрел пациента, которому уже окончательно полегчало, и заверил того, что ничего страшного нет, видимо, приключилась банальная колика.
– Вы подождите немного, я вам справочку напишу, – сказал Рашид Рашидович, – и пойдете домой с вашим зайцем!
Когда Рашид Рашидович вышел в коридор, чтобы на пульте дежурного взять бланк справки, его перехватила одна из медицинских сестер приемного покоя:
– Рашид, хватит тебе бегать, давай-ка поешь быстренько, пока горячее! А то, не дай бог, операция, опять до утра голодный будешь!
Вот есть такие хорошие сестры. Сам видел. Жалко, что не часто они попадаются.
– Какая курица необычная! – с чувством произнес Рашид Рашидович. – И размер и вкус!
– Ты чего, Рашид, какая курица! – удивившись наивности доктора, сказала сестра. – Это же заяц, который с твоим охотником поступил! Ты же знаешь, мы у больных харчи не принимаем, родственникам отдаем, а он один, без сопровождения!!!
– Ну и что мне сейчас делать? – чуть не плача говорил, сидя у нас в ординаторской, Рашид. – Был бы обычный человек, а то – капитан милиции! Еще дело о краже зайца заведет!
– С него станется! – авторитетно подтвердил Витя Волохов. – Менты – они любую пакость могут устроить!
– И что тогда будет? – совсем расстроился Рашид. – А я ведь кандидатскую писать начал!
– Что будет? – весьма воодушевился Волохов. – Будет то, что дадут тебе, Рашид, ватник и бензопилу “Дружба”. И пойдешь ты на лесоповал! – Но, видя, что бедняге совсем плохо, сжалился: – Да ладно, больница тебя на поруки возьмет, вместо пяти лет года три получишь, ведь это у тебя первая ходка будет? Тогда и под амнистию попасть сможешь! Года через два!
Рашид вскочил и с отчаянием осужденного на казнь воскликнул:
– Я ему деньги предложу! Двадцать пять рублей! Нет! Пятьдесят!!!
– Взятка! – весело покачал головой Витя. – Взятка – это, Рашид, еще более серьезная статья! До восьми лет!
Рашид опустился на стул и запричитал, кажется, на аварском.
– Надо ему сказать, что ты зайца к нам в реанимацию принес, – потрогав того за плечо, предложил я, – а мы его тут реанимировали, и он в лес убежал! Хочешь, можем и справку написать!
Рашид даже не отреагировал, хотя остальные заржали.
– Ладно, кончайте шутить! – произнес очень серьезно Волохов, как будто не он начал. – Рашид, у тебя только один выход! Ты должен мента этого прооперировать!
Рашид вскинул голову в немом вопросе.
– Да что тут думать? Вот аппендэктомию в Америке уже при рождении делают! А мы чем хуже? Давай, Рашид, время идет!
У Рашида Рашидовича в глазах зажглась искра понимания. Он медленно поднялся со стула.
– И правда, пойду скажу ему, что у него аппендицит! А то, что боль ушла, это совсем плохо! Скажу, что гной в брюшную полость прорвался, поэтому и не болит, как раньше! Скажу, что на повторных анализах лейкоцитоз высокий!
Он решительно зашагал прочь из ординаторской. В дверях обернулся и гордо обронил:
– Чем мы, в самом деле, хуже американцев?
Через неделю, когда капитану сняли швы, он даже не спросил о судьбе зайца.
А я что-то, как всегда, увлекся, нужно перестать отвлекаться и придерживаться основной линии, а то так никогда не закончу! Хотя, честно говоря, уже и сам не совсем понимаю, какая здесь основная линия и зачем вообще я все это начал. Ну да ладно, разберемся. Ага, я рассказывал про то, как лежал в нейрохирургии со своей перерезанной рукой.
В общем, я лежал в нейрохирургии и очень любил, когда дежурил Женя Лапутин. Нейрохирурги практически никогда не отдыхали в ординаторской. Для этих целей у них была приспособлена маленькая узкая комната, где стоял стол, пара стульев, книжный шкаф, кушетка и телевизор.
Вот в этой комнате я проводил почти каждый вечер. Большинство нейрохирургов были молодыми ребятами, поэтому тем для разговоров находилось предостаточно. Мы болтали, курили и пили чай. Так как меня постоянно навещали и приносили кучу вкусных вещей, к чаю всегда было полно всякой всячины.
Еще мы играли в шахматы. Лучше всех из нейрохирургов играл Дима Козлов, а самым слабым игроком был, как ни странно, Женя. Мы играли с ним практически на равных, вот и еще одна причина, по которой мне нравилось, когда на дежурство заступал именно он.
Говорили мы с ним обо всем понемногу. Например, Женька рассказывал, что актриса Татьяна Друбич, с которой он учился в институте, никогда не жмотилась на деньги и поэтому у нее вечно стреляли на пиво. Что раньше у них дома жил доберман, а теперь французский бульдог. Про то, как на юге его пятилетняя дочь Янка сломала руку и он выскочил ночью на дорогу ловить машину, а водитель-баба содрала за пустяковый путь до больницы четвертак. Еще мы рассуждали о музыке, например о группе “Аквариум”. Я считал, что в текстах Гребенщикова слишком много зауми и это такой у него вариант кокетства перед слушателями.
– Странно, что тебе не нравится, – задумчиво говорил Женя, – вот послушай, как звучит – “мандариновая трава”! Это же красиво!
Он везде искал эту свою красоту.
Ретроградная амнезия
А к нам в палату положили третьего – худощавого мужичка лет пятидесяти. Полез каких-то хануриков разнимать у магазина, так они его схватили за руки, разогнали и влепили головой в кирпичную стену гастронома. Чтобы не мешал. Мы беднягу тотчас захомутали в карты играть. В кинга. Это такой преферанс для не шибко умных. Как раз для нейрохирургического отделения.
Мне у них почти всегда удавалось выигрывать, тем более что я полулежал на кровати, а они сидели на стульях и, забыв про осторожность, так высоко задирали карты, что я часто видел не только всю раздачу, но и самое главное в этой игре – прикуп.
