Насаждаемое «гражданское общество» плодит права на провокации, но подлинных прав (на труд, защиту Отечества, образование и т. п.) не дает. И людей убеждают, что право на расшатывание государства – есть первейшее право, превосходящее своим значением право на медицинское обслуживание и пенсию. Это очень распространенная и очень вредная для общества точка зрения. Нужно такое диффузное брожение только по одной причине – такое состояние мозгов есть субстанция гражданской войны. Именно гражданская война становится главным инструментом мировой политики сегодня. В обществе победившего постмодерна нет и не может быть фронтов, поскольку релятивизм не знает линии обороны.
И в сегодняшних баталиях за спиной кричащих толп стоит не незыблемый Завет, но принципиально гибкие толкования философии постмодерна, сознательно выбранная (в качестве субститута свободы) относительность истины, ее плюралистичность. По видимости такая дискуссия вызвана свободолюбием – по сути: отсутствием понимания свободы другого. Вброшенная в бесправное общество философия свободы – разрушительна. Релятивизм, использованный как идеологическое оружие, ведет к перманентной гражданской войне.
Риск охотника
Лет двадцать назад ко мне в мастерскую пришла русская корреспондентка тогдашнего «Штерна», Катя Глогер, и сказала: давай разоблачим расхищение российских музеев – ведь сколько крадут. Вот схема, вот интернациональная банда: участники расхищают русские музеи, суммы на сотни миллионов. Мы просидели полночи, обсуждая. Потом она пришла через три дня и сказала: давай лучше будем жить, ну их с этими картинами, что нам, с поддельным Ларионовым детей крестить, что ли?
А потом еще в Лондоне, лет десять назад, мне сказал один из руководителей BBC: давай, говорит, проследим схему связи британского истеблишмента с русским ворьем – ведь столько лордов вошло в русские синдикаты, не перечесть. Это же абсолютная коррупция британской державы. Лондон в ту пору уже был отравлен (хотя и не до такой умопомрачительной степени, как сегодня; сегодня это абсолютная финансовая клоака). И тоже мы до двух ночи составляли планы, он рисовал диаграммы – вот этот в совете у Альфы, этот у Русала, а ведь это британские лорды из Вестминстера. А через день он позвонил: ну его, говорит, здоровье дороже. С МИ-6 не забалуешь: помните, как автор разоблачительной записки про оружие массового поражения Саддама неожиданно утонул в своем ручье в Сассексе на глубине 30 см?
Но вот разоблачать коррупционеров с Рублевки не так страшно. Здесь интернациональные интересы не задеты совсем, опасность минимальна: главные вложения были сделаны отнюдь не в дачу Якунина. Коррупция Рублевского шоссе соотносится с реальной мировой в пропорции 1:100.
Но опасность при ловле блох все равно существует. И это, разумеется, тревожно.
Жертвы чужой борьбы
Мы родились в стране, где люди – заложники власти. Черчилль однажды сравнил российскую политику с борьбой под ковром: неизвестно, что под ковром происходит, но порой из-под ковра выбрасывают труп. Сравнение неверно: убивают вовсе не тех, кто находится под ковром. Их в последние годы научились отправлять на почетную пенсию. Убивают совсем других. Гибнут те, чья смерть не более чем аргумент в политических дискуссиях под ковром. Взрывы в метро – помимо того, что поражают сразу многих, поражают именно бедных: богатые и властные в метро в восемь утра не окажутся. Российская политика ковром отделена от власти. Там, под ковром, интересно: борются за власть на рублевских виллах, на горнолыжных курортах, на презентациях и саммитах, – а трупы выбрасывают из блочных многоэтажек, из вагонов метро, из той бедной жизни, которую власть обязана защищать. Борьба под ковром у нас особенная: кто бы там ни побеждал – но из дома напротив постоянно выбрасывают трупы. Так было всегда – и русские писатели оставили довольно страниц, чтобы знать, как это было. Просто сегодня в смерти наших сограждан виноваты не «троцкисты», не «враги народа», но террористы. И аргумент «терроризма» сделался таким же рычагом в манипуляции сознания, каким была «классовая борьба» семьдесят лет назад. Точно так же в мировой практике зарезервирован ресурс военного Афганистана – так и Чечня оказалась незаменима для социальной инженерии. Поскольку совпадение событий (финансовый кризис, дисбаланс власти, активность оппозиции, взрывы и теракты) стало устойчивым, то сделать вывод о наличие одного из компонентов можно по присутствию другого. Скажем, если оппозиция активизировалась, то жди терактов, а если взорвали метро – значит, появился дисбаланс власти. Сегодня все говорят о том, что зреют перемены – и перечисляют недуги, которые хорошо бы вылечить. Вчера еще – не говорили. А было все то же самое: чекисты у власти, пропасть между бедными и богатыми, демографическая катастрофа, коллапс образования и науки – это было и год и два года назад. А заговорили о переменах сегодня. Назрело? Когда Путин совершил свою виртуозную рокировку, все как один признали, что маневр по сохранению власти выполнен столь элегантно, что не подкопаешься – власть устойчива, ей ничто не угрожает. Тот факт, что президент росчерком пера может уволить премьера, как-то не пугал: ведь договоренность и зависимость полная. И вдруг взрывы – а значит, случился дисбаланс власти. И разговоры о том, что пора все менять. И призывы к гражданской активности. Позвольте – от прошлого года не поменялось ничего. Или поменялось? Идущий финансовый кризис и сопутствующий ему передел собственности, нуждается в перетряске социума. После успешной коллективизации проходит съезд победителей – а потом нужно и постановление о «головокружении от успехов». Новую коллективизацию провели, достижения необходимо закрепить. Показательно, что восстала из гроба интеллигенция, – казалось бы, интеллигенции уже не осталось, никто книжек не читает, а вот, поди ж ты, зазвучала труба, и опять полились разговоры о гражданской совести. И диву даешься – зачем бы в нашем обществе совесть? Менеджеру совесть ни к чему, ее заменяет корпоративный интерес. Однако для перемены власти требуется гражданская риторика – и вот гальванизируют тело усопшей российской интеллигенции, зовут на митинги. Даешь свободу слова! Что ты говорить-то собралась, родная интеллигенция? Двадцать лет назад уже все сказала, нового ничего не придумала. После сказанного двадцать лет назад стараниями интеллигентов на трон возвели чекиста – а вот теперь интеллигенции внушают, что она недовольна. Чего-то еще душа просит. И мы скоро узнаем, чего именно. Интеллигенции вновь доверят объяснить народу, почему это правильно, что некоторые ловкачи разбогатели. Интеллигенция вновь обличит кого надо – если удачливого подполковника выдадут на растерзание. Так было в свое время с Шуйским, так было с Годуновым, так будет и сейчас. Интеллигенция давно стала пресс-секретарем при богатом буржуе – следите за ее реакцией, это верный показатель, как индекс Доу – Джонса. Под ковром случилось что-то важное – раз в метро появились трупы. А кому понадобилось убивать, нипочем не догадаешься. Под ковром много заинтересованных лиц. Завтра общество непременно будет меняться, присматривайтесь внимательнее к тем, кто окажется в первых рядах: может быть, заметите прилипшие к рукаву ворсинки ковра.
В защиту обряда
Когда князь Владимир выбирал монотеистическую религию на смену язычеству, он остановил свой выбор на византийском варианте христианства. Как рассказывают летописи, решающим фактором явилась торжественность и пышность обряда. Князь хотел выбрать того Бога и ту веру, которая наглядно являет славу и силу. Богатство храма, яркость и пышность ритуала произвели на князя сильное впечатление.
